Анна-Элиза лежала под капельницей и любовалась стремящимися вверх золотистыми пузырьками. А что еще можно делать в больнице? Здесь все запрещено, везде замки и щеколды, даже за стаканом воды надо вставать самой.

В голове девушки крутились фразы из недавно прочитанного ею романа американского писателя Кена Кизи: «Every morning we sit lined up on each side of the day room, mixing jigsaw puzzles after breakfast, listen for a key to hit the lock, and wait to see what’s coming in. Тhere’s not a whole lot else to do». Это правда… больницы только кажутся центром добродетели и взаимопомощи, но на самом деле внутри скрывается черная сердцевина. Правдивая. Больные не врут. Просто не могут. Особенно в таких отделениях. Безнадежных…

Конечно, им никто никогда не говорит, что помощи можно ждать только от Бога. Потому что помощь все равно не приходит. А болезни – они вечны. Действительно, как боги или демоны.

Или как мечты.

Но по прошествии определенного времени начинаешь понимать, что вечность разграничивает понятия счастья и смерти. Или соединяет их в единое целое, но это большая редкость. Ведь мало кому из реально существующих людей удалось стать счастливым только после кончины.

А в больницах нет ничего хорошего. Правда. Это самое плохое место на свете. Нельзя нигде спрятаться, даже поговорить не с кем. Единственное занятие для больных – разрушение границ.

Их очень много, этих невидимых взору здорового человека ворот, хотя все, конечно, зависит от степени болезни. Чем хуже состояние – тем меньше границ, они тоньше и легче рвутся. Но рано или поздно человек разрывает и последнюю грань, и тогда…

Анна-Элиза привстала на локтях и вздохнула. Крохотные капельки жизни проникли и в ее маленький больничный мир. Два обнимающихся солнечных зайца на подоконнике, радостно желтые и пушистые, с умильными глазами-бусинами. Девочка лет двенадцати в летнем сарафане жмурится под лучами июньского солнца в самом центре портрета на стене. На столике еще не завяли и прекрасны именно в этом своем умирающем цветении три голубых колокольчика. Прозрачные тоненькие паутинки уходящего лета невесомо парят по палате.

И только сама Анна-Элиза, как забытый людьми, природой и даже богами обелиск прошлого была мертва. Еще не умерла, но уже и не жила.

Какое это все-таки жуткое слово – СПИД…

Оп!…

Да, нехорошо получилось. Добрые боги, что же теперь делать-то? Ведь убьет, точно - точно! Вот поймет, что произошло, так вообще полгорода сметет. Так, надо сматываться, да поскорее.

Ой-ой…

Пока не заметил…

«Лаза!!!».

Уже заметил.

«Лаза, твою мать!!!».

«Анис, я случайно…».

«Убью на фиг!» - надрывался маг.

Ну… наверное, это позорно, умереть от лапок маленького кота? Да, и правда нехорошо получилось…

«Лаза, - ядовито сдержанным голосом прорычал Анис, - что ты сделала?».

«Видимо, не совсем точно произнесла последние строки заклинания превращения неодушевленного предмета в животное…».

«Я что, по-твоему, неодушевленный предмет?!».

«Учитель, извините пожалуйста… я же правда не хотела. Никто не застрахован от ошибок, ведь верно? Даже вы…» - сбивчивым голосом извинялась девушка, дрожащими пальцами теребя золотисто-рыжие пряди.

«Я тебя хоть раз во что-то превратил?!».

«Я все исправлю! – тут же взбодрилась Солнечная Лаза, быстро спрыгнула с дерева и присела на корточки рядом с магом, так бессовестно превращенным в кота. – Скажи как, и я все сделаю!».

«Что ты сделаешь? – бушевал Анис. – Окончательно превратишь меня в глиняный горшок или корягу?».

«Я ведь как лучше хотела… - дрогнувшим голосом прошелестела она, большие синие глаза заблестели от слез… - я хотела стать, как вы. Таким же великим и могучим магом, способным на все. Чтобы вы мною гордились…Как моей сестренкой Све, которая погибла вместе с родителями. Вы ведь единственный человек… то есть личность, которая у меня осталась! Я так виновата!!».

Он, как всегда, купился. Ну когда уже научится, а? Любимый наивный учитель. Но она ведь не со зла.

«Эх, Лиса… и что вот с тобой поделаешь?» - устало поинтересовался маг, скребя лапкой за черным ушком.

Анна-Элиза никогда не любила громкую музыку. И книжки фантастические редко читала. Она, как и все нормальные люди, считала, что в жизни, где есть только реальность, не место ничему иному. Но иногда у всех бывает такое ощущение, будто реальность искажена, в ней появились разломы и трещины, еще не заметные, но уже разрастающиеся, словно грибница после дождя.

В таких разломах очень опасно заблудиться, провалиться в их зияющую черноту – ибо нет из них возврата. Никто не знает, что находится с противоположной стороны. Даже их создатель.

Именно в такой разлом сейчас смотрела Анна-Элиза. Боялась упасть, сорваться туда, откуда нет возвращения. Но миг – и все вернулось на свои места: захваченная мраморными тенями заката комната, солнечные зайцы на окне, вянущие в вазоне синие колокольчики на мохнатых стебельках, девочка на фото. Золотые пузырьки воздуха в капельнице.

В палату вошел пожилой доктор в белом халате и с очками в золотой оправе. Сел на кровать рядом с девушкой, ласково похлопал ее по безжизненному плечу. Та не отреагировала, лишь печально потемнели радужки ее глаз. Серебряных, как слегка припорошенные снегом небеса вечером.

- Анна, - тихо позвал ее врач, надевая на свободную от капельницы руку тонометр, - как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, - привычно соврала она, даже не глядя в его сторону, - а вы?

Доктор смутился, но не растерялся и снова спросил:

- У меня все тоже хорошо, давай вместе с тобою мы сейчас примем лекарство?

Боже, как они все безнадежно глупы и наивны! Считают ее маленьким ребенком, не понимающим, что происходит. А она видит все намного лучше, чем они. И понимает – больше. А что они могут? Только глупости болтать. Для этого, видимо, рты людям и придуманы.

Анна-Элиза послушно приняла лекарства – горькие таблетки и несколько капель – и легла на подушки. Усталость накатила сама собой. Захотелось увидеть во сне свою семью, знакомых, любимые вещи и книги.

Но больные не видят снов.

«Давай вставай и не плачь больше, ладно?».

Хотелось сказать, что она никогда не плачет, но слезы горючим комком застряли в горле.

«Лисичка, все будет хорошо, вот увидишь, - Анис поднял ее и усадил себе на колени. Девочка перестала сопротивляться и в кого попало бросаться молниями, а это уже хорошо, - хочешь, я наколдую тебе котенка?».

Малышка вытерла глаза рукавом рубашки и сердито посмотрела на мага. Тот сделал несколько пассов руками (скорее для пущего эффекта волшебства), и из травы вынырнула пушистая мордашка котенка.

«Хочешь поиграть с ним? – парень убрал за ухо упавшую на лицо невообразимо рыжую прядь длинных волос и весело щелкнул ребенка по носу. – Давай назовем его Пушк…

«Он будет Арикессом!» – упрямо сказала ему Лаза тоном, не терпящим возражений.

«Арикессом – так Арикессом, - послушно кивнул Анис, - уже не плачешь?».

«Нет».

«И не будешь?».

«Нет!».

«А со мной жить будешь?».

Ему ужасно не хотелось отдавать девочку в приют. Ну что с ней там будет? Всю жизнь ей будут мерещиться волки, убившие ее семью.

Девчонка подумала и коротко кивнула.

«А ты меня обижать не будешь?» - подозрительно сощурила она небесно-голубые глазки. Маг улыбнулся. Это же надо! Вроде уже не маленькая, скоро невеститься будет, а его слушается, как брата. Надо будет научить ее не доверять незнакомым людям.

«Анис!» - требовательно протянула она.

Стала во весь свой немаленький рост и снизу вверх посмотрела на мага. Бледный, с огненно рыжими длинными волосами, тонкими губами и какой-то слишком худой. Странный. Красивый.

«Научишь меня магии?».

«Научу, Лисенок…».

…Лаза выдернула из подошвы сапога колючку и последний раз посмотрела на оставленный далеко позади город. Уходить не хотелось. Но ради Аниса - хоть на край света.

«Учитель, а вы уверены, что нигде поближе нет этой хрустальной травы?».

«Я уверен, что нигде поблизости нет ни одного нормального человека, согласившегося бы стать твоим учителем!».

«Подумаешь!».

Он, конечно, уже понял, что дерзкая девчонка притворилась плачущей и несчастной. И не раскаивалась она даже в глубине души! Вот не найдет нужной для обратного заклятия травы – нос ей откусит, честное слово!

Хорошо, что от всех заклинаний сейчас есть антизаклинания. Наверное, специально для Лазы.

Последний раз она видела их еще до обнаружения болезни. А потом – карантин, пустые палаты и бесчисленное множество докторов.

И пустоты.

Она отчетливо ее видела, в каждом нелепом движении врачей, в пляске теней на холодном полу, в неправдоподобно-страстном поцелуе солнечных зайцев на окне. Ничто не могло ей помочь. А жить так хотелось…

Ей ведь было всего девятнадцать лет.

Анна-Элиза была всего лишь девочкой, лишенной права на счастье. Она ничем не отличалась от своих сверстниц, также жила мечтами и верила в любовь с первого взгляда.
Только мечты у нее теперь и остались.

А еще – невероятно красивые золотые волосы, словно шелковый ветер на пшеничном поле. Или в ковылях.






Ей только что вкололи антибиотик. Болючий – жуть, будто в вены влили раскаленное серебро. Какой прок в лекарствах, если от них столько боли? Не может же боль побеждать непобедимую болезнь?

А может, это снотворное? Она уже несколько ночей не спала. Дышать было тяжело. Анне казалось, что если она заснет, то задохнется. Или захлебнется собственной кровью.

А еще она больше всего на свете, с самого раннего детства, боялась, что ночью за ней придут волки и съедят. Глупо, конечно. Особенно в ее возрасте. Но такие страхи – потайные – не исчезают даже после твоего исчезновения.

Глаза девушки закрылись прежде, чем она успела додумать эту мысль.

Лаза продиралась через непроходимые дроковые заросли и скрипела от злости. Но молчала! Черт с ней, с этой колючей порослью! Царапины зарастут, ранки заживут. Но – никогда – она больше не послушает Аниса. Принципиально. Чтоб не думал, что она признала свою неправоту. Никогда.

«Вот леший!» - зло зашипела Солнечная, напоровшись на очередной выросший не к месту сучек. Из проколотой кожи закапала темная кровь. Кот недовольно фыркнул, но оскорбленно промолчал. Сама виновата, сама и плачь. Это твои, Лисичка, проблемы.

«Анис! – наконец, сдавшись, заныла девушка. – Хватит молчать, как труп на рассвете. Я так не могу!..».

«Теперь «она не может», ей трудно!» - запищал Анис, выпрыгивая из сумки и ловко приземляясь на маленькие лапки.

«Когда мы найдем эту проклятую полянку, я тебя придушу, комок шерсти недоделанный!» - тихо прорычала себе под нос Лаза и снова двинулась в чащобу можжевельника. Маг, конечно, пошел следом. Только проследить, чтобы она не угодила в очередную неприятность.

Но едва за густо переплетшимися ветвями дрока стало проглядывать фиалково-стальное небо, а корни начали становиться все реже и мельче, пошел холодный дождь. Капли просто рассекали воздух! Маленькие мокрые стрелки не только больно били по телу и лицу, но еще и попадали под одежду, что доставляло массу неудобств. Особенно Лазе.

Стыдливо прижимая к себе промокшую до неузнаваемости рубашку и иногда поправляя собравшиеся в складки на бедрах брюки, юная воительница напрасно пыталась спрятаться под разноцветными листьями ореха. Бесполезно.

«Доигралась, - раздраженно шипел мокрый кот, - в следующий раз будешь своего учителя слушать!»

«В следующий раз я превращу тебя в рыбу, они хотя бы молчат» - так же недовольно ответила Солнечная, левой рукой стряхивая золотые волосы с лица. Не везет – так это пожизненно. А началось все с чего – именно с ее рыжего учителя! Они две части одной неприятности.

«…Червяк – червяк, ты кто? – А я твой хвост!»

«Хоть раз бы меня послушала, Лисичка» - устало и как-то грустно прошептал Анис. Лаза обернулась. Сейчас кот выглядел таким маленьким, несчастным и грустным, что его хотелось прижать к себе и успокоить, почесать за пушистым ушком…

Анис убил бы ее за одни лишь мысли об этом.

«Если бы я тебя слушала, то никогда бы не научилась превращать людей в животных, - нагло заявила девушка, - СПАСИБО!».

«Ну ты, Лиса, и дурочка!» - с улыбкой фыркнул в ее сторону маг.

Ага, Лисой называет – значит, уже не сердится.

И как бы в ответ на это из-за ободранных суровым осенним ветром туч выглянул бок бледного солнца. Дождь еще не прекратился, но капало намного меньше. Лаза успокоилась и перестала прятать облепленное прозрачной рубашкой тело от взгляда Аниса – оставила просыхать. Да и пусть привыкает! Если этого прикола с превращением не выйдет, коту придется остаться с ней.

А ничего приятного из этого не выйдет. Для него уж точно.

Когда действие антибиотика прекратилось, Элиза проснулась в горячем поту и соли. Воздуха катастрофически не хватало. Пришлось кое-как нажимать кнопку вызова медсестры.

Все заметушились, забегали. Тут же прибежал пожилой очкатый доктор в зеленом халате и вставил ей в рот кислородную трубку. В легкие сразу же хлынули потоки прохладного и горького воздуха. Потом Элиза поняла, что это была ее кровь.

В общем, утро выдалось веселое. Борьба со смертью и победа над ней – чем не развлечение? Да, это действительно очень трудно назвать наслаждением. Хм-м…

Самым странным по пробуждению было ощущение дождя на языке. Лишь краткий миг – миг между реальностью и хаосом.

…Крохотные пресные капельки, отдающие запахом лета и болотом…

Даже руки слегка ломило, как после пасмурной погоды. Хотя это можно было списать и на обычную усталость и недосыпание. А вот царапины на коже…

В палату вошел молодой русоволосый врач, с целой россыпью веснушек на приятном лице. Он деловито, совсем по-взрослому, поправил тоненькие овальные очки на носу и улыбнулся.

«Какая милая улыбка!» - восхитилась про себя девушка.

 Привет, - просто сказал ей парень, - как дела?

Наверно, это очень глупо спрашивать у неизлечимо больного пациента подобное, но смущенная Элиза ответила:

 Нормально.

Врач подошел к ней, сел на краешек кровати и аккуратно взял бледную, неестественно худую руку. Погладил.

 Тебя зовут Анна-Элиза, верно? – ласково спросил он. – Необычное имя для нашей страны. Но красивое.

 Спасибо, - прошептала девушка.

 Я – Алекс, - ответил он, но, увидев перепуганное лицо пациентки, поспешил уточнить, - по-нашему это будет Александр.

 Тоже хорошее имя, - слабо попыталась улыбнуться она. Но нет, ничего не вышло. Только какая-то кривая гримаса обезобразила ее и без того больное лицо.

 Ну что ж, Элиза, - задумчиво начал Алекс, неосознанно поглаживая ее руку, - что конкретно ты сейчас чувствуешь?

Анна честно попыталась прислушаться к себе. Ничего особо приятного не ощущалось. Одни болячки.

 В голове гудит. В желудке болит. Глаза режет. Почки ноют. И еще дышать тяжело… - с трудом призналась девушка.

 Что ты сегодня ела?

Элиза покачала головой.

 Ладно, Элиза, - кивнул ей парень и поправил упавшую на глаза пепельную прядь. Совсем не рыжую… - тебе лучше побольше лежать и отдыхать. Поспи… Я еще навещу тебя, поболтаем. Ладно?

Опять кивок головой.

И нереально бледное летнее солнце за окном.

От неправильно брошенной в костер бревнины в темное грозовое небо взвился целый золотой искропад. Красиво и опасно. Не только по определению. Загорится лес – всем несладко придется. Даже котам…

Лаза недовольно поморщилась – упавшие с веток капельки дождя умыли ее лицо и, шипя, запузырились на углях. Запахло гарью.

«Лиса, не свинячь!» - как-то совсем не по-взрослому протянул Анис.

«Подумаешь! – фыркнула Солнечная. – Не нравится, сам делай!».

Маг еще раз оскорбленно что-то пробурчал и заткнулся. С большинством не поспоришь – особенно, когда ты раз в десять меньше.

Девушка набрала каких-то сырых веток и побросала их в общую кучу. Костер разгорался совсем лениво. Едва-едва проклевывались ядовитые язычки пламени, пока что боязливо пробуя горький и тяжелый ночной воздух. Вот еще совсем немного – и запляшет, забуянит! Раскусит пространство, как гнилой орех! Даст свет, жизнь и смерть.

«Анис, будешь хлеб?» - живо поинтересовалась Лаза, нащупав на дне сумки мягкий бок горбушки.

«Все равно ты ничего лучше предложить мне не сможешь!» - вяло отгрубился кот, но все же потянулся тоненькой черной лапкой к еде. Девушка укоризненно покачала головой и села на траву. Конечно, мокро, но что поделаешь?

«Учитель…» - тихо прошептала она.

Зверек поднял заинтересованную мордочку в сторону спутницы.

«Учитель, я вас обязательно верну, - как-то тяжело произнесла Солнечная, не поднимая глаз и крепко сжав в ладони кусок хлеба, - умру, но верну».

Учитель – кем бы он ни был – всегда на «вы».

«Дурочка ты, Лисичка, - печально ответил Анис, - ничего ты не понимаешь».

Помолчали. Помолчать иногда даже лучше, чем говорить. Ведь слова не всегда могут дать понять, объяснить…

Огонь наконец-то разошелся, и яркие оранжевые мотыльки бликов запрыгали по бледному лицу девушки. Красиво… Кот восхищенно застыл, не в силах оторвать взгляд от зачаровывающего зрелища. Невзгоды невзгодами, а приятному уюту время всегда должно быть.

Хлеб елся не так хорошо, как думалось. И думалось-то не очень. Особенно на пустой желудок. Собранная в большой кондровый лист дождевая пресная вода жажду не утоляла. А в сумке остался последний кусок вяленого мяса.

«Когда жаришь мясо, не сыпь сразу много специй, - поучительно начал маг, - у тебя не жаренка получается, а какой-то фаршевый торт».

«Не умничай, Анис!» - отрезала Лаза. Рукой изящно отбросила золотисто-белые пряди с лица.

«Смотри, Анис, вечереет…».

Лето в этом году было действительно необычайно жарким. Даже знойным. Весь воздух – самое суть неба – был густым и желеистым, как пар от подгорающего масла на сковороде. Дышать было трудно не только на улице, но и в квартире под вентилятором. Что уж говорить об Элизе…

Но ветра не было. Все замерло, не в силах пошевелиться. Так тяжело… на окно опустилась длинная белая занавеска, и два солнечных зайца на подоконнике затрепетали.

 Вот уже и все, - сказал ей толстый усатый дядька, прижимая указательным пальцем ватку к вене. Маленькая капелька крови показалась на желтой коже, - ну как?

 Не больно, - вяло констатировала девушка.

Ватку забрали и на внутренний сгиб локтя легла марлевая повязка. Анна-Элиза устало посмотрела на шприц со своей кровью и вздохнула. Под кожей в месте прокола щипало.

 Видишь, ты сильная, все можешь перебороть! - весело улыбнулся ей Алекс.

Она не стала спорить. Наивный… Зачем ей такие силы и смелость, если она не в силах побороть даже свою болезнь….

 Я тебе в любом случае буду помогать, мы ведь теперь друз-зя! – не унывал парень. – Как они.

Солнечные зайцы, ставшие целью внезапной словесной атаки медика, смущенно скукожились. Или это от солнца?

Больная легла на бок, прижалась к прохладному боку подушки и задремала. Все ушли из ее палаты – даже Алекс и старичок врач. Сны как-то не получались. Был просто серый туман в голове.

И тогда пришли волки.

Их было много – целая стая. Все грязные и покрытые лишаем, но – злые. И голодные.

Лаза сразу же вскочила на ноги и вытащила из заплечных ножн меч. Анис зашипел и изогнулся спиной, действуя по новым инстинктам.

Волкодлаки ничего не понимали и не видели. Только большой и вкусный кусок еды. Мяса. Дрожащий от страха и угрожающий им длинной железякой. Тупые и голодные, волкодлаки были опаснее всего. Они не ощущали ни страха, ни боли. Только желание…

«Беги, Лиса!» - заорал маг застывшей девушке. Но она даже не дрогнула. Не повернулась.
Не послушалась.

«Лиса!».

«Заткнись, Анис!» - молниеносная фраза, выкрик. Она не сдвинется с места.

Самый крупный волкодлак – вожак – с коричневой и висящей клоками шерстью, глухо зарычал. В полуночной тишине леса это прозвучало более чем страшно.

«Прячься, Анис, я отобьюсь!» - прошептала она.

Стая, как по команде, бросилась на девушку. Она не успела даже взмахнуть рукой, как изящный меч со стальным грохотом упал в засохшую траву. Звери начали атаковать Солнечную, но она ловко отскочила в сторону и спряталась за ольховое дерево.

«Не так, Лиса! – вопил кот и взволнованно бил лапками по земле. – Ты неправильно бьешь. Беги, дура!!!».

Он сам прыгнул на спину одному из хищников и вцепился ему зубами прямо в загривок.

Неправильно, значит?! В бою нет таких понятий, как правильно и неправильно!

Аниса отбросили в колючий куст.

Волки не щадили. Они грызли ее тело, причиняя адскую боль. Самые умные и изворотливые проникли через рот в живот и рвали его изнутри. Кровью залило все вокруг. Анна-Элиза дернулась на кровати, на губах запенилась красная слюна.

Ах, черт возьми, учитель, сами напросились!

Лаза резко отскочила от одного из волкодлаков и ударила его по пасти подвернувшейся под руку веткой. Зверь завыл, почувствовав в глазах острую боль, и помчался прочь.

Так вы меня учили, учитель?

«Дура, перестань! – запищал из дрокового куста Анис. – Пожалуйста, Лиса!»

Она его не слушала. Да и не могла услышать, так как кровь залила уши. Какой-то сообразительный зверь запрыгнул к ней на спину и вгрызся острыми клыками в шею. Девушка вскрикнула.

«Лисица!»

Друзей не бросают в бою. Родителей – на войне. Учителей не бросают никогда.

Она запомнила это правило с младенчества.

«Умоляю, Лиса! – задыхался кот. – Пожалуйста, Лиса! Лисичка…».

Теперь волкодлаки атаковали всей стаей. Умные. Несмотря на точные и профессиональные удары Лазы, количество хищников не уменьшалось. Казалось, они выскакивают из-за каждого корня, бегут из чащи и прыгают с ветвей. Окровавленные волчьи морды беспощадно рвали ее руки и ноги, когти хватали за одежду и срывали ее.

Анис захрипел, плюнул кровью в глаза одного из врагов. Но кот волков не интересовал. Их интересовало нечто покрупнее и повкуснее.

«Лисичка, беги…».

Никто не посмеет убить ее рыжеволосого воина. Ее учителя. Ее отца и брата. Ее…

Спереди атаковал еще один зверь и Солнечная Лаза упала на колени. Никогда не сдаваться… В белоснежное золото волос потекли густые пурпурные капли, и тут руки подвели. Меч – подвел. Выпал из окоченевших пальцев, покрытый ржавыми потеками волкодлачьей крови.

«Анис, я не брошу…».

Самым болезненым было, когда кожу с ее молодого лица соскоблили скользкие клыки. Тогда даже слезы, перемешанные с кровью, не успокоили девушку. Только еще острее защипало в зажмуренных глазах.

В бою нельзя закрывать глаза ни на миг…

Столько правил… Да к черту их все! Зачем нужны эти правила, если в настоящей битве они не помогают? Если не могут защитить самое дорогое на свете существо?

Один из молодых волкодлаков дико завыл, когда ему в загривок впились мелкие острые зубки полуживого кота. Умрет – не отпустит. Не даст. Не позволит. Он защитит ее…
Хватит врать себе, ты всего лишь кот, что ты можешь? Да, верно. Большие и сильные еще никогда не побеждали маленьких и храбрых.

И дураков…

«Беги, Лисичка, Лаза…».

Она и сама хотела убежать, но боялась посмотреть вниз. Она знала, что волки уже отгрызли ей ноги. Но она не сдастся.

Лисы не сдаются.

Резкое движение руки – и капельница упала на одеяло, забрызгав ткань кровью и лекарством из разорванной трубки. Игла так и осталась под кожей, в вене, и по ладони противно стекала кровь.

Воздух исчез. Элиза билась, рвалась – но воздуха не было. Легкие вспыхнули от давления и изо рта по подбородку хлынула кровь. Девушка бешено била бледными руками по кровати, по тумбочке, расцарапывая их посудой и лекарствами.

Но никого не было рядом. Никто не видел ее меняющих цвет глаз, не слышал ее беззвучных криков о помощи. И, все-таки, умирать – это больно.

Только когда кардиометр начал показывать ровную полосу, она еще была жива. Просто сердце – ненужный орган – перестало биться. А легкие – дышать.

Часы на стене будто замерли – стрелки противно зависли над цифрой шесть – одна выше, другая ниже. И все вокруг стало голубым – стены, свет из окон, портрет девочки в рамке, солнечные зайцы на подоконнике.

А на улице замерло в своем разгаре лето, на миг застыли в желтом зное стрекозы и мухи. В голубую комнату внезапно ворвался золотой солнечный лучик, покружил по комнате и застыл на скорченном от боли лице.

Господи, да ведь и у нее такие же золотые волосы! Слегка припорошенные рыжевизной, как опавшие листья осенью. Так вот откуда появляются такие лучи! Их сплетает ветер из волос погибших светловолосых девушек.

Элиза не моргающими серебряными глазами смотрела на танцующий перед ней кружок. Он скользил по окровавленному одеялу совсем без отвращения. Скользнул – и растворился в вечной голубизне.

Часы снова пошли. Пять минут седьмого. Дня, утра? Стены порозовели, солнечные зайцы на окне продолжали умильно обниматься, девочка на портрете обрела свою яркость красок.

Бурый от своей и чужой крови кот упал на траву и больше не шевелился. Лаза протянула в его сторону обкусанные пальцы и выплюнула целую лужу крови. Волкодлаки уже не сражались, они просто ели беспомощную жертву.

А в лесу совсем медленно рассветало, и сквозь деревья пробивались огненно-розовые волны солнца. И все становилось таким же огненным, кроме стаи и двух ее жертв – они и так были красными.

Анис больше не человек и надо с этим свыкнуться.

Кому?

Кто это вообще думает?

В солнечную комнату вплывал в своем немом уставшем величии вечер. Темнели черные потеки крови на руках.

Утро уже полновластно вступило в лес. Даже сосновая смола сияла чем-то неземным. Или это была кровь, прозрачная, как янтарь?

Анна – Элиза умерла первой, 22-го июня 1989-го года.