Олеся сидела на берегу реки и готовилась к зачету по биологии. От жары ее клонило в сон; лежащая на коленях книга была ужасно толстой и тяжелой, будто сделанной из камня. Похожие друг на друга, как клоны, слова сбивались в предложения, предложения – в абзацы, но смысл прочитанного все время ускользал: в памяти оставалось лишь непрерывное «бу-бу-бу», произнесенное надтреснутым голосом Вениамина Петровича. От этого «бу-бу-бу» у Олеси не на шутку разболелась голова, но она была прилежной студенткой, а потому даже и не помышляла о том, чтобы прервать зубрежку.

– Цитрамону бы сейчас, – печально подумала Олеся, поправляя сползшую лямку купальника. – Или машину времени: нажал кнопку – и в будущем. Сессия уже закончилась, не надо учить эту глупую генетику, а потом трястись под дверью аудитории, ожидая, когда тебя вызовут!

– Ага, – тут же поддакнул противный внутренний голос, который всегда все портил. – Зачет прошел, да только ты его не сдала, не получила допуск к экзамену, завалила сессию и осталась на осень.

– Это еще почему? – возмущенно пискнула Олеся. – Как я могла не сдать зачет?

– Элементарно, золотце. Ты же ничего не учила перед тем, как нажать кнопку. Тогда как ты могла его сдать?

– Замолчи! – крикнула девушка и в сердцах топнула ногой. Из-под пятки полетел песок, из огромных голубых глаз брызнули слезы.

«Как бы тушь не потекла!» - озабоченно подумала Олеся и сразу же успокоилась. Заметив, что лежащие на соседних полотенцах люди как-то странно на нее косятся, она по-журнальному улыбнулась и сделала вид, будто разговаривает по телефону; прошло несколько минут – и отдыхающие вновь занялись собственными делами или задремали.

Олеся со вздохом перевернула страницу, но на ней, как и на предыдущих, не обнаружилось ни анекдотов, ни картинок с модными платьями – только замудреный и ужасно скучный текст про гены, вектора и ферменты, которые могут превратить объект во что-то новое, совсем на себя не похожее.

«Вот бы мне так!» - душераздирающе зевнув, восхитилась Олеся. – «Раз, и на месте дурацкого учебника – свеженький номер «Космо». Или хотя бы «Лиза», пусть даже месячной давности…»

Замечтавшись, она не сразу заметила, что что-то загораживает ей свет. Совсем рядом раздевалась неведомо откуда взявшаяся девушка в капри и розовой футболке с эмблемой «Плейбоя»; солнечный луч, отразившийся от алых стразов на месте кроличьих глаз, ослепил Олесю так, что она вообще перестала что-либо видеть. На миг ей показалось, что она очутилась в темном-претемном лифте и свалилась в шахту через дырку в полу, а теперь летит вниз и никак не может остановиться.

«Это сколько же здесь этажей?» – удивилась Олеся, когда немного освоилась. – «Что-то я не припомню, чтобы у нас строили такие небоскребы. Хотя оно к лучшему: будь высота поменьше, я бы уже непременно разбилась!»

От нечего делать девушка начала оглядываться по сторонам, но вокруг было слишком темно.
– Свет бы сюда, хоть какой, – буркнула она себе под нос, разрываясь между желанием немного взбодриться и страхом привлечь к себе внимание: кто знает, какие чудовища прячутся в этом подозрительном мраке?

Мало-помалу стало светлее – или Олеся, наконец, привыкла к темноте и начала различать детали обстановки. Это и в самом деле было очень похоже на шахту лифта, или, если угодно, на тоннель, ведущий вертикально вниз. Стены тоннеля пульсировали и сокращались, неприятно напоминая что-то живое, и состояли из самых разных материалов в совершенно невозможных сочетаниях: кожа, бетон, сталь, стекло, шелк, кирпичная кладка – все это переливалось тысячей оттенков темноты и плавно перетекало одно в другое.

Каждую пядь стены украшало граффити. Тут были картинки на любой вкус и стиль, от подчеркнутой аскетичности черного и белого до аляповатых розовых сердечек, пышных цветов и неведомых зверушек, с которыми совсем не хотелось встречаться. Картинки бледнели или, напротив, разгорались от слишком пристального взгляда, хмурились, подмигивали и – Олеся могла бы поклясться – переползали с места на место всякий раз, когда она отворачивалась.

Одна из миниатюр – кислотно-зеленый смайл с кошачьими ушами и широченной пастью, полной преострых зубов, мелькала так часто, что это уже выходило за любые рамки, очерченные теорией вероятностей.

– Кто здесь? – громко спросила Олеся, цепенея от одной мысли о том, что ей и вправду могут ответить. – Достопочтенный смайл! Хоть мы и незнакомы, я была бы не прочь побеседовать с вами за чашечкой чая!

(Девушка не знала, как следует обращаться к незнакомым смайлам, и потому на всякий случай решила быть вежливой. Но, по правде говоря, ей хотелось вовсе не чаю, а чего-нибудь посущественней: шоколадку, булочку с маслом или же четвертинку вишневого пирога, чтобы заесть стресс.)

– Это никакой не смайл, это я! – надменно улыбнулись нарисованные губы, и плоская картинка «поплыла», наливаясь объемом и цветом. Вскоре перед Олесей стоял сотканный из зеленоватого тумана кот со всклокоченной шерстью и огромными глазами, похожими на болотные гнилушки.

Девушка так удивилась, что даже перестала падать.

– Я Олеся, а вас как зовут?

– А никак не зовут. Я сам прихожу, – снисходительно шевельнул хвостом кот и зевнул во всю пасть. – Просто «Кот», если тебе так нужно имя.

– Оч-ч-чень приятно! – клацнула зубами Олеся, переводя взгляд с загнутых, наточенных до бритвенной остроты когтей на клыки, которым позавидовала бы и акула, а про себя подумала: «Готова спорить на что угодно, красавчик: зовут тебя и правда нечасто».

– Взаимно, - мурлыкнул кот, плотоядно облизнувшись. – Так что насчет чая с пирожками? Я угощаю.

– Была бы рада, – осторожно согласилась Олеся, втайне надеясь, что ее приглашают не в качестве закуски. – Но, уважаемый Кот, я не вижу здесь ни чая, ни пирожков…

– Не беда, сейчас поищем. Если их нет здесь, значит, они обязательно есть где-нибудь еще, – туманно пояснил Кот, будто это было чем-то само собой разумеющимся. – На мой нюх, направление норд-норд-ост выглядит самым перспективным. Не отставай!

Кот осветил глазами ближайшую стену, и она растаяла, открывая овальный коридор. Олеся едва успела ухватиться за исчезающий в проеме хвост и шагнула следом, стараясь не вспоминать встреченный чуть раньше (выше?) компас: нарисованная стрелка бешено крутится, указывая на все стороны света разом.

…Так вот, ОН зовет себя Контролером, и ЕГО руки могут дотянуться до любого сказочного мира – хоть частично настоящего, хоть с первой и до последней буквы выдуманного. ОН меняет законы этого мира согласно своим проклятым стандартам, подменяя ложь правдой, а художественный вымысел – экологически чистой, рафинированной, выверенной до финальной точки реальностью. И тогда из сказки уходит волшебство. Жалкое и уродливое, доложу я тебе, зрелище... да ты сама сейчас все увидишь…
Кот вздохнул и горестно встопорщил усы. Олеся даже не успела участливо кивнуть, как ее накрыло.

…змей, ошалело глядящий на лежащую под яблоней парочку. Мужчина и женщина обтрясли весь урожай с Древа Познания, наелись от пуза, наварили компотов и джема – но мозгов им это не прибавило, как ни жаль…

…маленький мальчик в расстегнутой по жаре холщовой рубашке, пьющий воду из козьего следа. Потом он долго мучился животом, но копыта и рога у него так и не выросли…

…жилистый беловолосый пахарь, по забывчивости зовущий свою верную Сивку Плотвой…

…насупленная темноволосая девочка в кисейном платье, объедающая по кругу шляпку гигантского гриба, упавший в траву кальян и рыдающая от смеха синяя гусеница…

– Это же я! – ахнула Олеся, прозревая. – Моя любимая детская фотография, и платье точь-в-точь!

По рассеянности она потянула в рот еще один пирожок, но вовремя спохватилась, припомнив, чем это аукнулось малышке Алисе. С ужасом поглядела на уполовиненное общими усилиями блюдо.

– Что же теперь будет? – холодея, спросила она у кота. – «Растишки» здесь хватит не только на Останкинскую телебашню, но еще и на Эйфелеву останется… Не хочу!!!

– Успокойся, - хмуро сказал кот. – Ничего с тобой не будет. Сначала глянь на этикетку, а потом истери.

Олеся послушно перевела взгляд на то, что поначалу приняла за обернутую вокруг пирожка салфетку – чтобы не запачкать пальцы маслом, как оно и принято в любой цивилизованной закусочной.

«СЪЕШЬ МЕНЯ!» – было напечатано на желтой полоске пергамента затейливым «рукописным» шрифтом, кеглем этак шестнадцатым. И ниже приписка мелкими буквами: «Не содержит ГМО».