- Маша, Маша, Маша, кис-кис-кис-кис-кис!..
Взволнованный голос старушки нарушил молчание, и Игорь стыдливо поморщился, точно на него самого, а не на его бабушку устремились сейчас все взгляды.
- Вот… - извиняясь, развел руками парень. – Из дома престарелых пришлось забрать… Цены задрали – просто с ума посходили… да она еще бродить начала и это… того… ну как в таком возрасте бывает… Но она не буйная, и так-то всё понимает! Она добрая бабка-то, вы не подумайте чего! И она у меня под контролем! – словно спохватившись, встал на защиту бабушки шахтер.
Люди, натянуто улыбнувшись, закивали, отвели глаза и вернулись к своим делам.
- Маша?.. – по-старчески выцветшие серые глаза беспокойно заскользили по лицам присутствующих, не останавливаясь ни на миг, словно не находя, чего искали. – Машка моя пропала. Кошечка. Не видали? Черно-белая, маленькая такая…
- Нет тут твоей кошки, - нахмурясь, строго прошептал Игорь. – Угомонись.
- Боюсь я, внучек, - бледное, сморщенное личико старушки исказила тревога. – Нянечки говорили, собак диких рядом видели. Она ж старенькая, Машенька моя… Не убежит, случись чего. Найти ее надо скорей. Тревожно мне что-то. Как бы чего не вышло, Игорешенька. И, не дожидаясь ответа, старушка встала и, опираясь на полку, двинулась к выходу из модуля.
- Ба, стой, куда пошла! – Игорь вскочил и грубо ухватил ее за руку. – А ну вернись! Нет тут никаких кошек, сколько раз тебе говорить можно! Нету!!! И собак тоже нет!
- Убежали? – недоверчиво моргнула бабушка и остановилась. – А говорили, не уходят они никак, окаянные. Отстрельщиков выписали, так когда они еще прилетят…
- Убежали, убежали. Жрать им нечего стало, вот и убежали, - умиротворительно закивал парень, развернул бабушку и повел на только что покинутое ей место. – Успокойся. Присядь. Ни кошек тут никаких нет, ни собак…
- Проклятое место, - то ли дополняя слова молодого шахтера, то ли отвечая своим собственным мыслям, тихо проронил мичман. – Проклятое…
Межзвездный транспорт вынырнул из подпространства и вошел в систему Сола XXVII штатно. Перун – девятая планета – в это время находилась на противоположной ее стороне, и чтобы добраться до нее, нужно было еще пересечь всю систему. Расписанием на это отводилось четыре стандартных дня, но пассажиры «Элефанта», измученные долгой дорогой, радостно принялись паковать багаж и выглядывать в иллюминаторы место своего назначения уже сейчас. Как и ожидалось, впрочем, Перун – огромный белый шар с атмосферой из метана, планета-шахта – был виден только в усиленный телескоп, установленный на капитанском мостике. Но зато ослепительно-желтое светило и три ближайшие к нему планеты – розово-лиловую, травянисто-зеленую и голубую – можно было различить и в туристические телескопы кают-компании. И будущие шахтеры и их семьи, выспросив у экипажа направление, нет-нет, да приникали к окулярам в восхищении, жалея, что было им не суждено поглядеть поближе хотя бы на одну из них.
То, как они ошибались, выяснилось уже через день, когда на мостике прозвучало предупреждение о сверхбыстром метеоритном потоке. Корабль немедленно начал маневр, но окончить не успел, и его уровни и коридоры взорвал отчаянным ревом уже иной сигнал тревоги. Пассажиры из сектора 4А в сопровождении дежуривших там членов команды оказались на спасательной палубе первыми. Не дожидаясь подхода остальных, испуганные люди торопливо загрузились в спасательную шлюпку и отчалили. Тому, что другие шлюпки за ними не последовали, никто поначалу значения не придал: размещение в самой нижней части пассажирского отсека, через перекрытие от спасательной палубы, имело свои преимущества. Но насколько важные, они поняли позже.
Напрасно люди прильнули к иллюминаторам и экранам мониторов, стараясь различить на фоне массивной туши раненого транспорта движущиеся точки – хотя бы одну! Летели минуты, сливаясь в часы, остался далеко позади и пропал из виду «Элефант», и надежда медленно, но верно превращалась в леденящее душу понимание. Понимание того, что других шлюпок не было – и уже не будет, и что космос, доселе привычный и обыденный, как для далеких предков – море или лес, вдруг оказался не прирученным зверьком, а бездушным холодным монстром, на милость которого им теперь только и оставалось уповать.
На милость его – и на упорство крошечной шлюпки и ее экипажа.
- Капитан?.. – люк, отделяющий кабину от тесного, забитого антиперегрузочными креслами и комплектами выживания салона распахнулся, и в не менее тесное помещеньице неуклюже вплыл краснолицый мужчина лет сорока в форменном комбинезоне корпорации – хозяйки шахт Перуна.
- Я не капитан, - молодой офицер за пультом бросил на визитера хмурый взгляд. – Мичман Сергей Варламов. И матросы второй статьи Ахметшин и Лоран.
Он отрывисто кивнул на двоих космофлотцев слева – в синих робах с одинаковыми желтыми нашивками на рукавах.
- Сменный мастер Степан Приходько. От имени персонала и семей, - торопливо представился краснолицый. – Хотел узнать, куда мы направляемся. И вообще. Какие перспективы, значит. По поручению. Ребята беспокоятся. И бабы опять же, - снова уточнил мастер, словно самого его этот вопрос не интересовал ничуть.
- Автопилот проложил курс на Киркею как самую близкую площадку, пригодную для аварийной посадки, - проговорил мичман и добавил, не дожидаясь вопроса: - Это третья планета системы.
- Голубая? – без труда припомнил Приходько, пару раз заглядывавший в туристический телескоп и иллюстрированный «Астрономический справочник».
- Да, - кивнул офицер. – Будем там через тридцать два часа сорок минут. Можете передать.
- Да, конечно… А погодите! Атмосфера-то там какая? – тревожно спохватился мастер. – У нас есть нужное?..
- Атмосфера там близкая к земной, - поджал губы мичман, точно большего недостатка трудно было придумать.
- Значит, там есть база! – вспыхнуло радостью лицо шахтера.
- Нет, - медленно покачал головой мичман и продолжил с расстановкой, тщательно подбирая слова. – Базы нет, но волноваться не надо. После приземления мы развернем стационарный маяк, он помощнее штатного, и если на Перуне наш сигнал еще не поймали, то тогда уж услышат точно. И дней через пятнадцать-двадцать, я полагаю, если всё пойдет хорошо, нас заберут.
- Что заберут – я не сомневаюсь. Но чтобы на планете земного типа не было базы? – непонимающе уставился на космофлотца Приходько. – Ерунда какая-то…
Офицер обменялся взглядами с матросами, пожевал губу, будто в сомнении и, наконец, произнес, сосредоточенно разглядывая серебристую нашивку на груди комбинезона шахтера:
- Я не хотел говорить… и попрошу людям не сообщать мою информацию… во избежание… но в Регистре Киркея проходит под шифром «В».
- И что это значит? – настороженно прищурился мастер.
- Непригодная для проживания, разработки и исследования, - сообщил один из матросов.
- А если еще точнее, - выдохнул мичман, - «В» означает «враждебная».
- Но ничего, пусть только сунутся, - рука второго матроса погладила рукоять лазерного ружья, покоившегося у него на коленях. – Надолго запомнят, как связываться с людьми!
Ночь. Лес. Ветер. Прохлада. Шорохи. Ноты. Поток. Осторожность. Скрытность. Хищность. Пусть. Дальше. Скользить. Слушать. Впитывать. Чуять. Большое. Медленное. Много. Громко. Водопой. Пусть. Дальше. Слушать. Настроиться. Мелкое. Глубоко. Боится. Пусть. Дальше. Дальше. Дальше. Где? Слушать… Шум. Пятно. Грязь. Острое. Жжет. Чужие! Враг. Кто? Замереть. Колючее. Хищное. Прячется. Охотится? Опасно? Смотреть…
- Товарищ мичман! Товарищ мичман!!!
Испуганный шепот Лорана моментально выдернул Варламова из неглубокого тревожного сна.
- Что случилось? – офицер впился взглядом в лицо матроса с расширенными глазами и трясущимися губами. В голубом свете ночника оно было даже не белым – мертвенно-синим.
- Равиль… - выпалил Андрэ и отчаянно мотнул головой в сторону выхода, словно это должно было объяснить всё. – Мы их сменять пошли…
Не дожидаясь продолжения, мичман вскочил и бросился к выходу.
И едва не споткнулся.
У самого входа в модуль, раскинувшись, словно морская звезда, лежал Ахметшин и улыбался. Взгляд его, пустой, как у куклы, был устремлен на колыхающиеся под ветром кроны деревьев. Из уголка рта стекала тонкая струйка слюны.
- Что… с ним? – растерянно застыл Сергей.
Напарник Лорана по дежурству – невысокий пожилой шахтер – развел руками и пустился в сбивчивый рассказ, из которого следовало, что когда они с космофлотцем пошли сменить первую пару, то обнаружили – и то в стороне от модуля – только матроса, лежащего и смотрящего на звезды, а Приходько, его напарник, пропал бесследно. Ружье, с которым Ахметшин не расставался с момента высадки на Киркею, лежало рядом. Офицер поднял лазер и глянул на слабо светящийся зеленью индикатор зарядки аккумулятора: полная. Значит, ни одного выстрела сделано не было.
- Занесите Равиля, - угрюмо кивнул он застывшим в нерешительности мужчинам, – а я пойду народ поднимать. Надо искать Приходько.
- Ночью? – нахмурился пожилой. – В лесу, наполненном… наполненном… вот этими? – он указал на неподвижно лежащего матроса. – Кто с ним такое сделал?
- Кто боится, может остаться с женщинами охранять лагерь, - Варламов обжег шахтера тяжелым взглядом. – А флот своих не бросает.
- Степан Евгеньич не космофлотец, - поежившись неуютно, пробурчал пожилой.
- Своих – значит, людей, - отрезал мичман, повернулся и еле успел остановиться, чтобы не сбить с ног маленькую старушку.
- Ох, извини, матросик, не думала я, что ты тут, - словно продолжая только что прерванный разговор, пробормотала женщина и отступила в сторону, пропуская Сергея. – Ты проходи, я мешаться тебе не буду…
- Вы куда? – преградил ей дорогу мичман.
- Так надо мне… Машка у меня убежала… а там собаки, говорят… разорвут ведь…
- Нет там никаких кошек!!! – рявкнул мичман, обхватил старушку за плечи и потащил внутрь.
Долго искать сменного мастера не пришлось: он обнаружился почти сразу, стоило людям, вооруженным мачете и всем огневым арсеналом спасательного комплекта, углубиться в заросли в южной части лагеря.
Приходько сидел между корнями покрытого красноватой травой дерева и с сосредоточенным выражением лица гладил ладонью короткую щеточку мха рядом с собой. При появлении людей с фонарями он не поднял головы, и ни голоса, ни прикосновения, ни даже пощечины и щипки не смогли вывести его из липкого транса. Ружье, забытое и ненужное, валялось чуть поодаль, и мичману не пришлось смотреть на индикатор зарядки, чтобы сказать, что ни единого выстрела и из него не было сделано тоже.
Весь день над лагерем висела гнетущая тишина, полная невысказанных страхов и затаенных сомнений. Вооруженный до зубов патруль ходил кругами вокруг шлюпки, маяка и надувного аварийного модуля, но ни одной живой души, кроме мелких, покрытых то хитином, то слизью многоногих существ, копошащихся в траве, на глаза не попадалось. Обступивший их лес шелестел густыми кронами, по-старчески поскрипывал ветками – и молчал. В корабельном реестре не говорилось о том, имелась ли на Киркее хоть какая-нибудь жизнь, кроме голенастых козявок, но безмолвные вздохи огромной массы деревьев, словно затаившейся, оценивая пришельцев – или укрывая засаду – давили на психику больше любого рычания или воплей, заставляя, то и дело, оглядываться в ожидании катастрофы.
Двадцать три человека бесцельно бродили между модулем и шлюпкой или сидели на мягкой курчавой траве, гипнотизируя взглядами небо, точно могли этим ускорить прибытие спасательного корабля. Настольные игры, книги и фильмы начинались и почти сразу бросались, будто ожидание грядущей ночи – и еще двух десятков ночей, таких же, как прошедшая – высасывало все силы, физические и душевные, оставляя лишь пустые оболочки, заполненные холодным липким страхом и отчаянием.
Пострадавшие лежали в отгороженном уголке модуля на матрасах, погруженные в лечебный сон и обклеенные всеми инфузионными пластырями, которые только обнаружились в аптечке. Для чего – сказать не мог никто, ибо никто не знал, что и как нужно делать в таких случаях и, самое главное, имело ли смысл.
Петровна, как все стали звать старушку, сидела рядом с ними, почти не отходя, то поправляя покрывала, то спрашивая, не хотят ли они чего, то, не дождавшись ответа, сбивчиво рассказывая про свое детство, пруд и отчима-рыбака, и внук Игорь расслабился и вздохнул с облегчением. Наконец-то бабка забыла про свою навязчивую идею и не пыталась никуда уйти. Первая хорошая новость за день…
Вторая хорошая новость появилась ближе к вечеру: пришло сообщение с Перуна о том, что их сигнал приняли, что спасательный корабль направился к ним несколько часов назад, и что его прибытие на орбиту Киркеи ожидалось ровно через восемнадцать стандартных дней.
Закончив изложение, мичман выжидательно уставился на людей, ожидая вопросов или всплеска эмоций, но ответом ему стало лишь подавленное молчание.
- Может, кто-нибудь хочет что-то сказать?.. – чувствуя, что почва под ногами, принятая поначалу за бетон, оказалась зыбучим песком, вопросительно произнес офицер.
- А чего тут говорить… Не хватит, - проронила бледная женщина, жена Приходько, и отвернулась.
- Чего не хватит? – недоуменно переспросил он.
- Нас. Нас не хватит. На восемнадцать дней.
Тихо. Тьма. Звуки. Поток. Чувства. Чужие. Тепло. Искать. Существа. Слушать. Маленькие. Рой. Далеко. Бегут. Дальше. Летит. Большой. Охота. Щупает. Уйти. Слушать. Спокойно. Туда. Слушать. Пятно. Звук. Режет. Прячется. Страх. Много. Крадется. Враг. Другие. Позвать. Сейчас. Смотреть…
Странный звук – словно кто-то ритмично колотил по чему-то твердому и гулкому, разнесся по сонному лагерю, пробиваясь сквозь шорох листьев и настораживая часовых.
- Что это? – переглянулись шахтер и космофлотец. – Где?..
- Оттуда! – второй шахтер уверенно ткнул в сторону шлюпки, и все трое, не мешкая, рванули туда с ружьями наготове.
Почти неподвижную фигуру у шлюпки они заметили не сразу.
- Проклятье… Рич, Рич, Рич!!!..
Молодой шахтер, выронив ружье, стоял, прислонившись к обгорелому боку корабля и мерно ударялся о него лбом. Два его напарника лежали рядом и со счастливой улыбкой смотрели на звезды.
- Мать вашу… - только и смог простонать космофлотец, зажмурившись и мотая головой, точно от невыносимой боли. – Троих сразу… Да чтоб он сдох, падла… Где же он, где?!
Под покровом лесного полога за сплетением веток загорелся тусклый серебристый свет, и метрах в двадцати от них что-то негромко зарычало.
- Только подойди к нам, тварь!!! – выкрикнул Лоран, вскинул ружье… и свет погас.
Но красный луч уже полосовал по стволам и подлеску, и срезанные, как травинки серпом, лесные гиганты валились с оглушительным треском, захватывая и роняя друг друга.
- Только подойди!!!..
Свет. Дым. Чужие. Звук. Чувства. Красное. Взрыв. Ярость. Удар. Бегут. Суета. Пятно. Шум. Враг. Страх. Колет. Много. Меньше. Ждать. Слушать. Скоро…
- Игорешенька, что там? Собаки вернулись? Погрызли кого?
Петровна обеспокоенно протянула руки к удаляющейся спине внука, но ее никто не слушал и не слышал: люди, забывшиеся лишь недавно тяжелым сном, вскакивали с матрасов и со взволнованными выкриками метались туда-сюда.
- Тревожно мне на душе, Игореша, - виновато пожала плечами старушка. – Уж я уж выйду на минутку. Ты не теряй меня, - проговорила она в пространство и, держась поближе к стенке и стараясь ни с кем не встречаться взглядом, засеменила к выходу.
Взбудораженные люди метались по модулю и прогалине, и над лагерем рос и сгущался, просачиваясь в каждую пору и лишая способности здраво мыслить, почти осязаемый липкий запах страха. До ненормальной старухи, пробиравшейся куда-то и не требовавшей внимания, дело никому не было, и она, бормоча под нос ненужные извинения и объяснения, выскользнула наружу и направилась к бесстрастно шелестевшему лесу.
- Машка?.. Машка, Машка, Машка… сюда иди… кис-кис-кис…
Несколько шагов под нависавшими над головой ветвями – и кромешная тьма, не потревоженная бледным свечением двух крошечных спутников планеты, поглотила ее.
- Машенька?.. – растерянно выговорила Петровна, замедляя шаг.
Может, надо было взять где-то фонарик?
Может, вернуться?
Может, не ходить?..
Но кошка…
- Маша!
Долгие годы и болезнь смешали в нераспутываемый клубок недавнее и отдаленное прошлое, эпизоды детства и старости, сливая их в сплошное, слишком пестрое, прихотливое действо, и на первый план неожиданно выплыли и приобрели необычную важность события иначе мелкие и внимания не заслуживающие. Черно-белая кошка, любимица семьи, пропала шестьдесят пять лет назад, а за месяц до полета ничейный кот был растерзан стаей бродячих псов на глазах у пациентов дома престарелых, и смущенное, растерянное сознание, словно кривое зеркало, перевернуло и исказило эти происшествия, слепило в одну причудливую картину и, как завороженное, сосредоточилось на ней, не желая отпускать.
- Маша?..
Можно не ходить. Можно вернуться.
Но собаки…
Даже не видя ничего, она могла их чувствовать – голодных, злобных, безжалостных, притаившихся совсем близко, только и поджидающих, чтобы Машка, ее непоседливая гулёна Машка…
Ее она тоже чуяла. Рядом. Несколько метров… несколько шагов…
- Машка?..
Старушка прислушалась, закрыла глаза и ступила в прохладную влажную тьму.
Невероятно, но с закрытыми глазами по непроглядному мраку идти оказалось даже легче. Беспомощное зрение не мешалось, пытаясь различить неразличимое, а уступило место чувствам, до сих пор дремавшим за ненадобностью. Лес неожиданно залился серебристым светом, тусклым, но достаточным, чтобы разглядеть препятствия, и пульсация невидимой доселе жизни мягко коснулась обнажившихся вдруг человеческих нервов.
Старушка охнула и остановилась, пораженная. Чаща, немая и безжизненная еще секунду назад, словно ожила: в ветвях над головой свиристело и скворчало что-то юркое и зелено-мятное, кусты урчали и причавкивали голубым, под ногами копошились ледяные солоноватые катышки цвета рассыпавшейся мозаики, а впереди, метрах в пяти от нее застыло в напряжении сине-кофейное нечто, от чего ударил в голову лиловый в рваных пятнах карболки запах угрозы, а за ним – что-то мягкое, молочно-теплое, белое, настороженное…
Машка!
Петровна взволнованно протянула руки...
Ну где же ты, глупенькая моя, иди сюда, иди, я тебя на ручки возьму, домой отнесу, молочка тебе налью, свеженького, только из магазина, рыбки дам, мама ледянки купила, ты же любишь, это жирёху ты не ешь, а ледяночку любишь, иди ко мне, маленькая, кис-кис-кис…
…и сделала шаг вперед…
Звук. Запах. Шорох. Движение. Сюда. Чужой…
Листва зашелестела, звуки расступились, пропуская лиловый запах, опасность ударила в нос кислой вонью ржавой стали…
… не бойся собак, маленькая, я тебя им не дам, вот мы их прогоним…
…голос дрогнул, страх облил холодным потом, сердце заколотилось в предчувствии жуткого, бежать, бежать, пока не поздно, но…
…Враг. Чувства. Пятно. Ударить. Прочь…
…чужой рядом, коснуться…
…ну где ж ты, глупенькая… иди скорей… они ведь прибегут… плохо будет… убегать придется… а у меня ножки болят… иди сюда, Машуленька… пока они не видят… я тебя унесу… ты не бойся… они не догонят…не заметят… я тебя спрячу… прижму… поглажу…
Не видимая, но осязаемая жуть нависла над головой, парализуя все мысли и движения, и холодные режущие нити протянулись к вискам.
…Чувства. Взрыв. Страх. Чужой…
Старушка покачнулась, хватаясь за голову, глаза ее расширились, она рванулась вперед в неуклюжей попытке отделить беззащитное, мягкое, теплое от кипящей ярости клыков – но ноги подогнулись, роняя хрупкое легкое тело на узловатые корни. Но прежде, чем упасть, она успела выкрикнуть – отчаянно, исступленно, вкладывая в вопль последние силы души:
- Машка, беги, я их отгоню!..
Петровны хватились не сразу.
Когда новые пострадавшие были занесены в медицинский уголок и первоначальная суета улеглась, как успокаивается лихорадочный больной оттого, что нет сил больше метаться и стонать, внук Игорь заметил, что бабушки нет. Долго раздумывать о том, куда она подевалась, было не нужно: все помнили, что старушка все время порывалась уйти из лагеря искать несуществующую кошку. А уйти из лагеря куда-либо, кроме жуткого, безмолвного леса, здесь было невозможно. Мичман, стиснув зубы и проклиная теперь не только эту драную планету, но и бестолковую упрямую старуху и ее ротозея-внука, кликнул добровольцев в поисковый отряд.
Кроме Игоря, вызвались только Лоран и жена Приходько, остальные, пряча глаза и бормоча оправдания, быстро разошлись по местам.
Но долго искать пропавшую не пришлось: едва поисковики вышли из модуля, мощные, но такие бесполезные ружья наперевес, как кусты напротив входа раздвинулись, и на прогалину выступила Петровна. Мечтательная улыбка играла на ее губах, глаза, спрятавшиеся в сеточке морщинок, поблескивали радостно, а на руках, прижавшись к ее груди и счастливо зажмурившись, сидела небольшая черно-белая кошка.
Еще с десяток их, самых разных цветов, неспешно шествовали за старушкой, выгибая спины и поводя поднятыми трубой хвостами.
- Ч-черт… - остановился, словно вкопанный, космофлотец, впервые понимая, как сходят с ума.
- Ба?.. – потрясенно опустил ружье Игорь.
- Знакомьтесь, это – люди, - улыбнулась старушка. – А это…
Она поискала и не нашла подходящего имени в человеческом языке, имени, состоящего из ощущений мягкости, остроты, любопытства, беспощадности, пушистости, заботы, смертоносности и ласки.
- …а это – кошки, - сказала она. – Хранители.
Старушка изъяснялась медленно, с расстановкой, будто сначала проговаривая фразы мысленно, и только потом произнося их вслух.
- Вот видите, они совсем не злые и не опасные… Они просто боялись и защищали своих… соплеменников. Как и вы… Они не причинят вам вреда.
И с неуменьшающимся изумлением люди поняли, что слова ее были обращены не к ним.
- Да, мы не всегда можем видеть и чувствовать вас там… где вы живете… - продолжила Петровна, - и иногда среди нас попадаются… - она снова помялась в поисках подходящего понятия, - бешеные собаки… Но в основном, душа человека – как… кошка. Надо просто ее найти. Отделить от бешеных собак лишнего. Потянуться к ней. Чтобы вспомнила, какая она есть на самом деле, и шагнула навстречу. Как я. Как вы.
И она на несколько секунд нежно прижалась щекой к теплой ушастой голове пристроившегося у нее на руках зверька. Тот плавно изменил цвет на сиренево-розовый, обдал остолбеневших людей запахом фиалок и вербены и… замурлыкал.
- Сереженька, раненые все в медицинском уголке? – обратилась старушка к Варламову.
- Д-да, - кивнул он, не находя иных слов.
- Пойдем туда, - кивнула она и ободряюще улыбнулась жене Приходько: – И не переживай за Степана, Зуля, и за остальных тоже. Всё будет хорошо.
Когда наведенный медикаментами сон пациентов медицинского уголка сменился крепким здоровым сном выздоравливающего, когда возбужденно гомонившие люди успокоились и разошлись по местам, некоторые даже осмелившись дотронуться до изумительных гостей, когда мичман, недоверчиво качая головой, удалился в отсек связи докладывать обстановку и описывать контакт, кошки, сопровождавшие Петровну, растаяли в воздухе, словно их и не было. И легко можно было бы подумать, что всё это и впрямь было лишь сном, причудливой грезой, если бы не маленькая черно-белая кошечка, прикорнувшая на руках задремавшей на раскладном стульчике старушки. | 
