Ку Ли Бин, прославленный ученый муж, счастливый обладатель бесчисленных достоинств, благодаря – или, скорее, вопреки которым он не раз удостаивался милостей Сына Неба, полулежал на софе своего загородного имения в теплой компании чашки зеленого чая и любимой вересковой трубки и слушал дождь. Тяжелые крупные капли стучались в окно с безнадежной настойчивостью дряхлого нищего, отчаявшегося получить хоть медяк, расплывались по стеклу неряшливыми маслянистыми кляксами и извилистыми горными ручьями стекали на резной подоконник. Дождь шел уже который день; его неумолчный размеренный стук, воспринимаемый уже скорее сердцем, нежели ухом, наводил на мысли о незримой небесной клепсидре, отсчитывающей часы бытия подлунного мира. Влажный мерцающий полог, сотканный из мириадов текучих шелковых нитей, не позволяя разглядеть детали пейзажа, непостижимым образом подчеркивал его материальную природу; мнилось: исчезни он – и реальность истает без следа, словно утренний туман под хлесткими ударами ветра с моря, оставив по себе лишь смутные воспоминания.
Ку Ли Бин любил дождь. Подобно всякому человеку, сумевшему выбрать дело жизни себе по душе и добившемуся в нем немалых успехов, он очень ценил редкие минуты вынужденного безделья, подаренные непогодой, и потому с истинно буддийским смирением принимал непролазную грязь, бездонные лужи и хлесткие ледяные струи, бесцеремонно лезущие за шиворот. Даже невозможность выйти из дома нисколько его не смущала: будь ты хоть трижды ученый и публичный человек, занятый 48 часов в сутки, иногда надо выкроить немного времени, чтобы вот так посидеть в тишине и поговорить с собой по душам, баюкая в ладонях прозрачную скорлупку, благоухающую цветущим жасмином, да время от времени прикладываясь к изящной трубке, набитой особым витаминизированным сливовым табаком с добавкой лимонника и лепестков сакуры («…одна затяжка – и ваш разум по остроте сравнится с катаной, а дыхание будет свежее снегов на вершине Фудзи!»).
Вот Ку Ли Бин и сидел – отдыхал от каждодневной суеты, размышлял о вечном под стук дождевых капель и пускал дым иероглифами. Чаще всего получался иероглиф «гармония» – что, без сомнения, свидетельствовало о блаженно-безмятежном состоянии духа обладателя трубки. Эта безмятежность доходила до того, что вот уже битый час Ку Ли Бин все не мог найти в себе силы подняться и зажечь хоть какой-нибудь светильник, а вместо этого курил и со счастливой улыбкой лениво разглядывал копящиеся в комнате тени.
Впрочем, и теням тоже не было до него никакого дела. Они неслышно бродили по застеленному циновками полу, грациозно скользили вдоль стен, с негодованием натыкались на мебель и толпами собирались по углам пошушукаться о чем-то личном. К своему безмерному огорчению, Ку Ли Бин не слышал ни звука из этих неспешных бесед, и только в самом дальнем углу комнаты темнота поскрипывала, колыхалась и урчала голосом Тая.
Молния, вспыхнувшая среди груды рваных чернильно-серых туч, разрезала вечереющее небо надвое; ее брат-близнец на какую-то долю секунды замкнул неведомые провода и контакты в голове ученого. Разом растеряв всю свою безмятежность, Ку Ли Бин напряжено вгляделся во тьму, силясь различить в ней пушистого кота оттенка черненого серебра; струйка дыма, ловко выскользнувшая из позабытой трубки, передумала быть «гармонией» и сложилась в иероглиф, означающий «озарение».
Загривком почуяв задумчивый взгляд хозяина, Тай едва не поперхнулся добытой из холодильника сметаной и поспешил начисто вылизать банку – хотя и прекрасно знал, что дело вовсе не в ней. Его покровитель никогда не бывал настолько мелочен, чтобы завидовать чужому счастью; более того, он никогда не наказывал питомца за проделки, за которые кот наверняка получил бы тапком промеж ушей или даже – сохраните, милосердные ками! – веником вдоль хребта от кого-нибудь другого. Будучи страстным поклонником безупречной логики, нетривиальных путей и изящных решений, Ку Ли Бин даже поощрял невинные кошачьи развлечения – особенно если те вынуждали его не то восхищенно, не то огорченно цокать языком и недоумевать: «и как же Тай смог это провернуть»; естественно, это должны были быть настоящие проделки, требующие от кота недюжинного интеллекта и житейской
сметки, а не безыскусные ребяческие шалости вроде оборванных занавесей или рыбины, втихаря умыкнутой из брошенной возле порога корзины.
Впрочем, кот и сам не одобрял подобных плебейских забав. А фокус с холодильником ученый не мог разгадать уже четвертый день кряду, и потому Тай чувствовал себя в полной безопасности, не уставая благодарить Небеса за то, что они послали ему такого снисходительного покровителя. В отличие от большинства представителей кошачьего племени, которые просто дозволяли кому-то кормить себя и гладить, Тай искренне любил Ку Ли Бина и даже уважал его – насколько кот в принципе способен уважать алогичное двуногое существо, напрочь лишенное хвоста.
Оставив бесплодные попытки разглядеть темного кота в темной комнате, ученый, наконец, сделал то, к чему уже давно стремился всей душой – на ощупь нашел на столике прохладную каменную плошку и спички и зажег огромную круглую свечу, ароматизированную яблоком и апельсином, а потом поправил дрожащий огонек обнаруженной тут же костяной палочкой для еды и негромко позвал: «Тай», едва не крякнув от тяжести горячего мохнатого сгустка тьмы, внезапно очутившегося на его коленях. Не было ни приглушенного стука когтей о циновку, ни свиста рассекаемого воздуха; Тай как будто перенесся к нему посредством телепортации, и Ку Ли Бин в который раз подивился невероятным способностям кота, зарываясь пальцами в густую шелковистую шерсть и почесывая своего любимца за ухом.
В мерцающем медовом сиянии Тай как никогда напоминал миниатюрное грозовое облако, чернеющее на фоне предзакатного неба. Посверкивание лимонно-желтых глаз и низкое раскатистое мурчание, доносящееся из его пушистых недр, только подчеркивали несомненное сходство, и ученый снова подумал о том, что для пущего эффекта неплохо было бы добавить коту радугу (а еще лучше – несколько радуг!), чтобы даже непосвященному стала очевидна чудесная природа Тая. Ни острота ума, ни практичность, ни отменное воспитание никак не определяются при беглом взгляде хоть на кота, хоть на человека; один только вид Тая, переливающегося всеми оттенками радуги, сразу бы указывал на то, что перед наблюдателем находится исключительное существо, а не заурядный представитель рода кошачьих.
Ученый не вполне отдавал себе отчета, сколько в его желании было от неуемной потребности покрасоваться перед камерами в обнимку с эффектным котом, иначе обязательно смутился бы и, быть может, оставил свою затею. Но все тщеславные мыслишки умело попрятались на самых задворках сознания, маскируясь под научное любопытство, а рядом с Ку Ли Бином сейчас не было никого, способного вытащить их на свет угасающего дня. Тай в счет не шел: одной из замечательных способностей кота было умение не привлекать к себе внимания, когда хозяин был поглощен размышлениями, и, хотя кот чувствовал, что мысли покровителя напрямую относятся к его пушистой особе, он ни единым движением хвоста не выдавал обуревавших его эмоций. Кот и правда любил Ку Ли Бина – а, значит, и доверял ему сверх всякой меры, полностью уверенный в том, что обожаемый хозяин не сделает ему ничего дурного.
– Слезай, Тай, я буду работать! – безапелляционно заявил ученый разнежившемуся коту и напоследок почесал питомца под подбородком.
Кот прогнулся и запрокинул голову, принимая излюбленную ласку, благодарно потерся щекой о хозяйскую ладонь и растворился во тьме так же внезапно, как и появился. Изумлено покачав головой, Ку Ли Бин стряхнул со штанов серебристые шерстинки и направился к лестнице, ведущей в подвал, где у него была оборудованы кабинет и мини-лаборатория; почти прогоревшая трубка, оставленная лежать на специальной подставке, собралась с силами и выдала целую фразу, означающую «перемены, ведущие к лучшему», завязала ленту дыма тройным узелком удачи – и окончательно погасла.
Очутившись в храме науки, Ку Ли Бин первым делом включил розоватую настольную лампу в форме цветка лотоса (верхний свет его жутко раздражал, особенно во время работы), заварил молотый кофе прямо в кружке («редкостная гадость – но надо же как-то сосредоточиться!»), уселся в потертое бамбуковое кресло-качалку и принялся думать, машинально прихлебывая отвратный напиток мелкими глотками.
Самый простой и очевидный способ превращения обычного кота в радужного – посредством грубой физической силы и полудюжины тюбиков краски для волос – был им незамедлительно забракован. Отчасти именно из-за своей простоты и очевидности (Ку Ли Бин никогда не искал легких путей), отчасти из соображения, что вкус краски вряд ли придется по нраву Таю и уж точно не пойдет на пользу роскошной шубке любимца.
Вторая пришедшая в голову идея – украсить Тая радугой, собранной из разноцветных лампочек – показалась ученому не лишенной некоторого практического обаяния, и он потратил сорок три минуты, шесть метров проволоки и две пригоршни крохотных светодиодов на то, чтобы собрать контрольный образец; около получаса у него ушло только на то, чтобы подобрать и расположить оттенки строго по спектру. Когда Ку Ли Бин вернулся в комнату и не без некоторого труда водрузил венец своих трудов на Тая, кот – несомненно, из одной только вежливости – не сказал ему ни слова, зато посмотрел так выразительно, что ученый моментально усовестился и безропотно стянул с него наспех собранную конструкцию, не дожидаясь, пока Тай начнет рвать провода когтями и гонять отгрызенные лампочки по циновке. Сообразив к тому же, что доскональное воплощение идеи здорово помешает гладить кота (возясь с украшенной диодными самоцветами сетью, Ку Ли Бин уже получил не меньше дюжины ощутимых ударов током), ученый заметно повеселел и отправился думать дальше.
На часах была уже почти полночь, когда Ку Ли Бина посетила роскошная идея, совершенно очаровавшая его своей глубиной и элегантностью.
«И в самом деле – какой смысл заново изобретать порох!» – думал про себя ученый, лихорадочно давя на кнопки и остервенело щелкая тумблерами осциллографов. – «Природа уже давным-давно реализовала все замыслы, заслуживающие внимания – причем самым оптимальным из возможных способов! – и нужно только повторить за ней ее достижения. Радуга возникает оттого, что солнечный свет подвергается дисперсии в крошечных капельках воды, рассеянных в воздухе после дождя; ту же картину мы можем наблюдать и при разложении света обычной призмой. Так кто мешает мне превратить каждую шерстинку в аналог призмы, обеспечить требуемое освещение, а потом зафиксировать полученный спектр?»
…Ему и впрямь ничто не смогло помешать – ни отсутствие теоретической базы, ни гудящая от усталости голова, ни донельзя огорченный желудок, возмущенно бубнящий об отсутствии обеда и ужина, ни скупой предрассветный свет, сочащийся в похожее на бойницу окошко; да и как оно могло помешать? Полностью сосредоточившись на проблеме, Ку Ли Бин ничего не замечал ни снаружи, ни внутри себя, без остатка отдавшись во власть охватившей его идеи; а идея нахально махала пушистым хвостом и играла с ним, как с любимой игрушкой. Работа кипела в умелый руках; на состав, увеличивающий показатель преломления шерсти, ученый потратил не больше часа, зато попытки синхронизировать миниатюрные радуги, одновременно усилив их свечение, едва не свели его с ума. Но Ку Ли Бин справился и с этим: применив с десяток законов квантовой механики и два пока еще неизвестных науке следствия из общей теории относительности, он ухитрился частично запереть световой поток в пределах призмы и локально заморозить время в ее ближайшей окрестности. В последнем не было прямой необходимости – но в противном случае радуги неизбежно начали бы мерцать, а это не входило в планы изобретателя: дрожащий свет Ку Ли Бин ненавидел едва ли не больше, чем верхнее освещение в темное время суток.
Когда за окном забрезжил хмурый рассвет, все было почти готово. Вознеся приличествующие случаю молитвы, ученый извлек из клетки тщедушную мышь, пойманную накануне Таем и благоговейно поднесенную им в дар покровителю («как будто чувствовал, негодник!»), и опрыскал ее преломляющим составом из пульверизатора, а затем осветил шерсть грызуна лучом света от карманного фонарика. Характеристики исходного пучка, конечно, были не чета солнечным – но крохотное мышиное тельце окружила едва заметная радужная аура. Счастливый до умопомрачения Ку Ли Бин, конечно же, не стал кричать «Эврика!» и плясать джигу, нелепо дрыгая тонкими ногами – это за парсек отдавало бы дешевой мелодрамой, а он их тоже ненавидел – зато истово поблагодарил своих небесных покровителей и помчался искать Тая.
Впрочем, искать Тая как раз и не пришлось. Кот вышел к нему сам, едва Ку Ли Бин ступил в комнату; в каждом движении усатой мордочки, в каждой высверке желтых глаз, в каждом подергивании хвоста читалось предвкушение и напряженное ожидание. Ученый не стал томить питомца и деловито опрыскал его с головы до ног, а потом устроил на себе досыхать; кот – понятное дело – не имел ничего против. Развалившись в удобном кресле и задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику, Ку Ли Бин безуспешно силился понять, что же нынешним утром было не так – пока; наконец, не сообразил, что почему-то не слышит привычной дроби капель пор стеклу.
Казавшийся бесконечным дождь только что закончился. Самый юркий и бесстрашный солнечный луч, вырвавшись из облачного плена, осветил стоящее у окна кресло и растянувшегося на хозяине кота; его братья и сестры, летящие за ним следом, разорвали тучи на мелкие клочки и подожгли водяную пыль, уныло висящую в воздухе.
В нежно-лазоревом небе загорелась яркая радуга немыслимой красоты.
И еще одна радуга – поменьше – вспыхнула на коленях у Ку Ли Бина.
Например, вот так: Лучшие трубки делают из бриара – это плотный нарост на корнях кустарника-вереска. Самый хороший бриар – из Средиземноморья. Ценность нароста в очень большом содержании кремнистых соединений, то есть это древесина, конечно, но в тоже время еще и чуть-чуть камень. А вот здесь товар лицом. Следовательно, вересковая трубка - это не фантдопущение, а медицинский факт.
А про рекламу - так оно и есть )))))
Сообщение отредактировал Сакура - Воскресенье, 27.05.2012, 17:43
Irena, Если бы про них тоже балладу сочинили, как про вересковый мед, все бы знали! Даешь популяризаторство даров леса в массы! Я - кошка. Хожу, где вздумается. Гуляю сама по себе.
То есть всякое там "подданный Сына Неба" ни о чем не сказало? У меня вот стойкая ассоциация возникла.
Холодильник и осциллографы ассоциации не помешали?
Quote (Gattamelatta)
А причем здесь это? Смутило ведь несоответствие - в имени "Ку Ли Бин" прямо отсылают к фамилии изобретателя, а главного героя автор называет ученым, хотя сам Кулибин ученым не был. Я Вас правильно поняла?
Правильно.
Quote (Gattamelatta)
Ну так и китайские ученые средневековые тоже были, скорее, изобретателями. За исключением философов и историков, конечно. Так что в рассказе слово "ученый" по отношению к герою вполне правомерно.
Тогда уж средневековые учёные все были изобретателями, совсем не обязательно китайские. Им ведь приходилось, прежде всего, для своих открытий сперва инструментарий необходимый создавать. Но потом они всё-таки на этом инструментарии открытия научные делали, и потому учёными назывались. В отличие от Кулибина, который именно что мастером и механиком был от бога, и только в этом своё предназначение видел. Но поскольку речь в рассказе однозначно идёт о современном "учёном", у меня со средневековьем ассоциаций никаких не возникло. Борец за счастье трудового народа всей земли
в самом дальнем углу комнаты темнота поскрипывала, колыхалась и урчала голосом Тая.
Я когда читал, в этом месте "споткнулся". "Кто такой Тай?". Я полез в сеть, но ничего вразумительного не нашёл. А через абзац оказалось что это имя кота. Может был смысл не интриговать, а написать об этом сразу?
Quote (enka)
Вот Ку Ли Бин и сидел – отдыхал от каждодневной суеты, размышлял о вечном под стук дождевых капель и пускал дым иероглифами. Чаще всего получался иероглиф «гармония»
Затейник этот Ку-Ли-Бин, однако, Вот как этот иероглиф выглядит: Сразу видно ученый и изобретатель.
Quote (enka)
Полностью сосредоточившись на проблеме, Ку Ли Бин ничего не замечал ни снаружи, ни внутри себя, без остатка отдавшись во власть охватившей его идеи; а идея нахально махала пушистым хвостом и играла с ним, как с любимой игрушкой.
Мне кажется, что автор описал собственное состояние. Идея разрадужить кота так его захватила, что он закрыл глаза на все нестыковки в тексте: и скачки во времени (то древний китай, то светодиоды и теория относительности), и аналогия с русским механником, оправданная лишь игрой букв в фамилии, и собственно сам предмет исследования (тема, которую разве что выкуренный табачок наветь мог) Вот чего нельзя отнять, так это умения автора лихо , сплетать из слов, нанизывая их друг за другом, красивые и вкусные фразы.
Ку Ли Бин, прославленный ученый муж, счастливый обладатель бесчисленных достоинств, благодаря – или, скорее, вопреки которым он не раз удостаивался милостей Сына Неба
Последний Сын Неба правил до 1924года. За холодильники не поручусь но светодиодной технологии тогда еще точно не было, даже в Китае. Не древность. конечно, но почти век прошёл.
Сообщение отредактировал АндрейКа - Пятница, 01.06.2012, 12:43
А меня вот сочетание древности с современностью ничуть не напрягло. Вероятно, это оттого, что я читала Хольма Ван Зайчика, так что стилизация мне как раз понравилась. И даже больше, чем у Зайчика. Другое дело, что я бы попеняла автору на то, что стилизовано местами. И не совсем понятными.
Сын неба – это, конечно, Китай. Лепестки сакуры, катана, Фудзи – Япония. А Ку Ли Бин – это, простите, Корея. А зачем? Почему герой именуется истинным буддистом, а кот у него поминает «ками»? Это же синтоизм, я не ошибаюсь? А откуда он там взялся?
Более того, проблема со стилизацией в том, что после вступления ее бросают, и она выскакивает по тексту спорадически в виде трубки с иероглифами. И помирает примерно к середине повествования, после чего автор радостно переключается на физику. Это мешает. А должно было как раз сыграть.
Quote (АндрейКа)
и собственно сам предмет исследования (тема, которую разве что выкуренный табачок наветь мог)
Да замечательный предмет исследования. Очень красивая идея. Другое дело, что идея – чисто китайская по своей сути, отчего всякие сакуры у нас отваливаются за ненадобностью. Да и правильно – выкинуть их, потому как художественной ценности не имеют, а только засоряют.
Да и Кулибина этого тоже, в общем-то, не надо было называть ученым – это правильная претензия. Дело даже не в том, кто такой ученый в средневековом Китае, потому что ученый там не изобретатель, а в первую голову чиновник. Для этого и учились. Но для того, чтобы выдержать стиль, героя надо было все время именовать так, как начали: ученый муж. Тогда бы, кстати, эти вопросы вообще отпали бы.
Странным выглядит отношение кота к главному герою. Сначала нам объясняют:
Quote
Тай искренне любил Ку Ли Бина и даже уважал его – насколько кот в принципе способен уважать алогичное двуногое существо, напрочь лишенное хвоста.
Поправьте меня, если я ошибаюсь, это значит, что кот относится к хозяину с некоторой долей снисходительности, так? Хотя в другом месте автор нас уверяет, что герой:
Quote
Будучи страстным поклонником безупречной логики, нетривиальных путей и изящных решений, Ку Ли Бин даже поощрял невинные кошачьи развлечения
Так алогичное существо или страстный поклонник безупречной логики?
Далее выясняется:
Quote
Кот и правда любил Ку Ли Бина – а, значит, и доверял ему сверх всякой меры, полностью уверенный в том, что обожаемый хозяин не сделает ему ничего дурного.
А почему вдруг кот безоглядно верит алогичному существу? Алогичные существа – они такие! Они, мож, и не хотят ничего дурного-то, но лучше уж быть начеку. На всякий пожарный.
А потом и вовсе:
Quote
тщедушную мышь, пойманную накануне Таем и благоговейно поднесенную им в дар покровителю
Нет уж, или давайте снисходительно, или благоговейно. Как так сразу-то?
А в целом рассказ скорее понравился, чем не понравился. И именно стилизацией (хотя и малость перегруженной в начале: предложение про полог – это нечто) и красивой идеей про радужного кота.
Весь кайф этого рассказа в изящно сплетенном словесном кружеве. Сюжет просто забавен. Ненавязчивый юмор и тонкая полуирония - вот инструменты, которыми автор умело воспользовался. Браво! Есть, правда, небольшая ложечка дегтю в этом майском меду. Иногда автор переусердствует в цветистости слова, в результате чего, теряется внятность. Вот например:
Quote
солнечный луч, вырвавшись из облачного плена, осветил стоящее у окна кресло и растянувшегося на хозяине кота; его братья и сестры, летящие за ним следом, разорвали тучи на мелкие клочки и подожгли водяную пыль, уныло висящую в воздухе.
Чьи братья и сестры, профессора? Кота? Кресла? Ну, да, ну, да, луча, конечно же! Но, поскольку, это фантастика, можно подумать что угодно.
Интересная зарисовка. Была бы еще симпатичнее, если бы не было китайско-корейско-японской эклектики, а был бы выдержан именно китайский колорит. Тем не менее, мир, нарисованный автором, показался, несмотря на эту гремучую смесь, вполне цельным и гармоничным.
Автор весьма изящно плетет словесный узор, иногда слишком увлекаясь этим, в ущерб логике и здравому смыслу. Я так и не понял, зачем нужно было раскрашивать бедного кота?
Здравствуйте, автор. Если позволите, несколько слов о вашей милой игрушке-зарисовке. В целом весьма уютно, убаюкивающе и очень хорошо читать на ночь: совершенно неважно, на каком месте задремлешь, потому как ничего интересного все равно не пропустишь, и даже не заметишь перехода из рассказа в сон - логика совершенно одинаковая, смесь времен и культур - тоже, и даже юмор сродни юмору сна, который утром вспоминается как полный бред, но все равно оставляет теплое и приятное ощущение. Конечно же, если рассматривать это произведение с точки зрения стилистики или хотя бы читабельности, то стоит отметить преизрядную перегруженность смысловыми повторами, словесным абажурчиками в кружавчиках и бахроме, слишком сглаженную для эпатажа и слишком лоскутную для серьезной стилизацию. Игре не хватает легкости и остроты... хотя для колыбельной, повторюсь, не хуже речей Черномырдина
Красиво, вообще очень теплый рассказ получился. И смешение эпох и стран мне понравилось, напоминает какую-то многомудрую сказку о том, что однажды произошло, например, где-то на седьмом небе. Споткнулась только на одном. Ученый муж не хотел красить кота банальными красками, чтобы любимец гадости не нализался. Зато неизвестным науке составом побрызгал с превеликим удовольствием. И даже на вкус ее не продегустировал
Очень красивая и очень китайская идея – сделать вещь непохожей на саму себя. Понравилось. Понравилась мягкая ироничность повествования, живой герой (особенно момент с котом перед камерами), образность языка (хорошее сравнение размеренного стука дождя с клепсидрой, кот – грозовая тучка тоже интересно). В минус автору: заигрываетесь с образностью (сравнение с пологом – вам уже говорили – трудно для восприятия, два образных сравнения (дряхлый нищий и горные ручьи) на одно предложение – перебор); японские элементы явно лишние в рассказе – лучше было бы выдержать в одной стилистике; несколько нелогичный кот (то снисходительный, то искренне любящий, то благоговейный); провал в стилизации в середине повествования.