В рай по контракту
- Приехали, - сказал Клюгер и спрыгнул вниз. – Дальше – пешком.
Люди послушно попрыгали следом: один, второй, третий… Всего трое. Ну и ну.
- А как же катер? – спросил один из них. – Сюда я на катере летел.
- И когда это было?
- Э-э-э… четыре месяца тому… вроде.
- Вот-вот, святой отец. Четыре месяца. Ещё до сезона бурь, поэтому парни с «чистилища» и рискнули. Сейчас над Болотом катер никто не пошлёт – восемь шансов из десяти, что назад он уже не вернётся.
Будто подтверждая его слова, издали докатился глухой жестяной звук: гр-р-рум-м…
Не сговариваясь, все обернулись. Гроза шла с юго-востока, полнеба уже залило густой синевой. А на земле стояла тишина. Чертовски плотная тишина, предгрозовая. Впрочем, долго ей не продлиться, скоро вновь налетит ветер - рванёт с головы капюшон, поднимет облака удушливой рыжей пыли. Пого-о-одка…
- Не падайте духом, святой отец, здесь пешего пути – всего двое суток. И я собираюсь пройти его… - Клюгер на секунду задумался, - в сорок девятый раз.
- Я не боюсь, - священник выпрямился. – Всё в руках Господа.
- Ну, разумеется, - Хэмфри Клюгер – убеждённый атеист – вложил в свою усмешку столько сарказма, сколько сумел.
Миссионер его раздражал своим спокойствием и неизменным мягким благодушием во взгляде. Откуда он взялся и что делал на Прииске? Впрочем, если напрячь воображение и дать волю цинизму, то слугам божиим, наверное, самое место там - в преддверии преисподней. Не мифического, а реального, воплощённого ада.
Подгоняя лямки рюкзака, Клюгер нет-нет, да посматривал на священника. Молодой ещё парень лет двадцати пяти – двадцати восьми, среднего роста, худой и коротко стриженый, совсем ничем не примечательный. Таскал он строгий чёрный комбез, неприятно напоминающий форменный «универсал» безопасников Концерна, но без устрашающих клыкастых кошек на рукаве.
Помимо этого малого в порт желали попасть ещё двое: крепкий мужик средних лет – похоже, какой-то техник отпускник, а также… хм… примечательный такой парнище. Этот не просто «крепкий» - под дорогим, явно на заказ пошитым комбезом бугрились мускулы тяжелоатлета. Длинные волосы цвета пшеницы были стянуты на затылке в тугой «хвост». Блондин даже мог бы считаться красавцем, но аккуратные, почти скульптурные черты лица портили слишком массивный подбородок и надбровные дуги, одолженные у гориллы. На великого мыслителя мужик никак не тянул, зато здоровья в нём наверняка хватило бы на троих.
«Старатель, - подумал Клюгер. – Натуральный старатель. И к тому же
удачливый».
Молния разделила синее полотнище пополам, разорвала его на две части неровным белым росчерком. Шнур плазмы упёрся в клубящийся горизонт и медленно угас. Едва ли он оставил дымящийся след на вершине одного из холмов. Здесь, над равниной Эндрюса, девять молний из десяти бьют в башни энергетической магистрали, протянутой от самого Прииска к хрустальной подкове станции «Рубеж двадцать три», которую работающие на Концерн люди с иронией называют «чистилищем». Башни притягивают атмосферные разряды и поглощают их. Мощь чудовищных гроз мирно оседает в батареях подземных накопителей.
«Райский путь» питается яростью электрических демонов. Ну, разве не забавно?
- Идём, - скомандовал Клюгер. – Пока нас не накрыло, успеем дойти во-он к тем холмам.
- Смотри не потеряй их, Хэм! – неприятно ухмыльнулся ему водитель вездехода.
В ответ егерь сплюнул на широкую гусеницу машины.
- Мозги не растряси в своей жестянке, - процедил он сквозь зубы. – Если они у тебя ещё остались, клоун.
* * *
Идеально ровную песчаную площадку Клюгер решил обойти. Очередное «окно» - намётанным взглядом видно сразу. Наступи ногой на обманчиво твёрдую поверхность – вмиг провалишься по пояс. А через минуту и вовсе с головой утянет. С ховерлыжами можно, конечно, двигать и напрямик, но егерю не хотелось рисковать. Никогда не знаешь наверняка, чем удивит Каменное болото. Песочек в «окне» слишком уж ровный… Ну его к бесу.
Вокруг уже порядком стемнело. Гроза догоняла их, накатывалась со спины. Почти все грозы приходят с юго-востока – формируются над Серой Плешью, заряжаются, набухают электричеством, и потом, подгоняемые ураганными ветрами, мчатся на северо-запад - атаковать протянутый через равнину пунктир магистрали.
Новая молния заставила очки-поляризаторы помутнеть на добрых две секунды. Над головами людей прокатилось низкое, угрожающее ворчание. Клюгера передёрнуло - до того вышло похоже на песчаную пуму. Подобно огромной чашуйчатой кошке гроза предупреждала: «Бойся меня!»
- Боюсь, боюсь, - пробормотал человек. - А как же.
Прибавив шагу, он помчался прочь от чернильной синевы. Впереди блестел металл - там небрежная рука великана всадила в вершину холма огромное бетонное копьё. Древком вниз всадила, наконечником вверх. Башня. Километров пять до неё.
Он обернулся на ходу, желая убедиться, что его подопечные следуют за ним по пятам. Они отстали - немного, в пределах нормы. Даже священник держал нужный темп. И это хорошо - до ближайшего надёжного укрытия ещё добрых четыре мили.
Группа успела отмахать примерно половину расстояния до башни, когда им в спины ударил первый порыв ветра. Тьма вокруг быстро сгущалась, молнии сверкали всё чаще, и гром больше не ворчал с угрозой, а внушительно грохотал в вышине: р-ром-м-м!
Очередной ослепительно-белый высверк выхватил из мрака могучую серую колонну, блики света разбежались по стержням уставленных в небо поглотителей. Башня энергетической магистрали, одна из семисот двадцати восьми.
Порыв ветра швырнул в лицо горсть колючего песка и Клюгер на ходу опустил противопыльную маску. В ней было жарко, зато дышалось заметно легче. Проклятая планета!
- Живее! - заорал он и махнул рукой. - Держим вон туда! На средний холм!
Ветер завывал, соперничая в ярости с громом, молнии сверкали одна за другой. Одна ударила в башню, мимо которой проходила группа. Повернув голову, Клюгер с замиранием сердца наблюдал, как бело-голубые разряды сплетаются на верхушке башни в причудливое подобие тернового венца.
Хорошо, хоть нет дождя. В это время года грозы над равниной проносятся сухие, как пустыня летом. Эти тучи над головой - вовсе не вода, а песок и мелкие камни. Уловив краем глаза движение слева, Клюгер вгляделся в удушливую мглу. Ага, вон оно - то, что с ужасающей лёгкостью забрасывает наверх сотни тысяч тонн всякого мусора. Тёмный хобот шарил по земле, будто чего-то искал. Егерь указал на него своим спутникам и поспешил прочь.
Людей подгонять не приходилось, они, напуганные яростью стихии, сами из кожи вон лезли, стремясь укрыться от набирающего силу урагана и прожорливых чёрных воронок. Всё же Клюгеру казалось, что группа ползёт медленно, точно каменный броненосец. Ветер бил в спину, валил с ног, пригибал к земле, но хотя бы гнал всех в нужном направлении. Дул бы навстречу, чёрта с два они одолели бы хоть километр. Вон она – заветная гряда – темнеет сквозь пыльную завесу, и не больше двух сотен шагов до неё.
Местность понемногу повышалась, под ногами наконец-то обнажилась голая скала, пропали коварные песчаные «окна», зато стало больше камней. Из собственного неприятного опыта зная, чем может грозить неопытному лыжнику подъём по такому склону, Клюгер отстал и занял место в хвосте группы. И сделал это вовремя - не прошло и минуты, как священник, неловко бежавший впереди, вдруг споткнулся. Он упал и силой воздушного потока его поволокло по земле. Клюгер подкатил сбоку, ухватил «чёрного» за шкирку, рывком вздёрнул на ноги.
- Держись, святой отец! - проорал, не особо надеясь, что тот услышит. - Ещё немного!
Скоро они и впрямь вышли к приметной глыбе тёмного базальта, за которой обнаружился узкий и тёмный провал. Пещера! Наконец-то! Разглядев убежище, люди бросились вперёд без лишних понуканий. И как ветер ни пытался сбросить их со склона, через пару минут все четверо оказались в темноте, более непроглядной, чем мгла пыльной бури.
* * *
- Зачем вам оружие?
- А у вас под комбезом есть крест? – ответил Клюгер вопросом на вопрос.
- Есть, - отец Герман кивнул.
- И зачем он вам?
- Ну, как же… - миссионер, как будто, озадачился. – Он мне жизненно необходим. Это символ того, во что я верю. И, если угодно, атрибут избранного мною пути.
- Профессиональный инструмент, - сказал Клюгер.
- Ну, не совсем так… впрочем, под таким углом зрения… да. В какой-то степени.
Священник немного помолчал, погружённый в раздумья, затем произнёс с ноткой осуждения:
- Понимаю, к чему вы клоните. Но это ведь совсем, совсем другое.
- Я и не говорю, что одно и то же, - Клюгер поморщился. – Вам с вашим крестом спокойнее, а мне – с моим разрядником. Вот и всё.
- Нет, даже здесь жить мо-о-ожно! – с довольным видом протянул вдруг крепыш в комбинезоне техника. Звали его Аксель, был он штатным метеорологом на Прииске и направлялся (ну, кто бы мог подумать!) в отпуск. Обо всём этом работяга поведал пятью минутами ранее, грея руки над походной горелкой и прихлёбывая из термофляжки горячий какао.
- Первый раз пешком здесь иду! - вещал он весело. - Три раза катался от Прииска к «чистилищу», и каждый раз - катером. А тут - выдали мне честно заработанные денёчки аккурат в сезон бурь, поганцы!
- Ты скажи спасибо, что дорогу до порта в счёт отпуска не включают, - пробасил здоровяк-старатель.
- Ха! За такую дорожку ещё и накидывать нужно недельку - отдохнуть перед отдыхом!
- Мечтай, - процедил Клюгер с насмешкой. - Концерн - не благотворительный фонд. А Рагнарок - не райские кущи. Здесь нигде сиропом не полито.
- А что, опасная работёнка - егерство? - полюбопытствовал старатель. - Чем вы тут занимаетесь, кроме этих вот хождений по болоту туда-сюда… в среднем, разок за месяц, да?
- В среднем. Ага. На той неделе я искал упавший метеозонд. Четыре дня один по Болоту ползал. А за неделю до того таскался к Серой Плеши с группой «очкариков». Нас там дважды накрыло грозами, перед которой сегодняшняя буря – так, сквознячок из кондишена. А потом мы попали под перекрёстное извержение, потеряли краулер вместе с водителем. Я здесь три года, за это время на моей памяти погибло с одного только «чистилища» двенадцать спасателей и егерей. Так что, приятель, не обижайся уж, а я повторю. Здесь. Нигде. Не. Курорт.
- Ну, ты на меня тоже не обижайся, брат, - здоровяк зевнул с самым благодушным видом. - У нас на Прииске за эти же две недели накрыли двое… не, с Мау Ленивцем – трое. Даже пыли от них по горсточке не собрали, чтоб на родину в банке послать. Ещё двое сейчас в госпитале, ждут пока снова катер начнёт летать. У одного нет ноги, другой на искусственных лёгких, они калеки оба, и контрактам их конец. И ты не подумай, будто я тут жалуюсь. Нет, брат, всего лишь намекаю, что после Малой Ямы всё твоё болото – натурально маленький оазис. И ты в нём, будто рыбка в воде. И платят тебе, в сравнении со спасателями, двойную ставку. Разве плохо? Верный кусок яичницы с беконом на старости лет.
В пещере стало тихо. Даже отдалённые завывания урагана, казалось, отдалились, сделались не громче дыхания спящего младенца. Среди этой тишины Клюгер отчётливо услышал, как в висках у него стучит кровь.
- Ну да, - сказал он негромко, - двойная ставка. Само собой, не чета
вашим ставкам. Это вы любимчики судьбы. Для нас-то «райский путь» - только маршрут из пункта А в пункт Б, и никто в конце рая не обещает. Разве что… яичницу и бекон.
Старатель кивнул.
- Твоя правда. Кто в аду не пахал, тому райские кущи заказаны.
- Послушай, ты,
пахарь…
- Не ссорьтесь, - попросил священник. – И не богохульствуйте. Прошу, не надо при мне.
Как ни странно, при взгляде на расстроенного миссионера Клюгеру почти расхотелось съездить здоровяку-блондину по морде.
- Нет проблем, брат, - старатель пожал плечами и ухмыльнулся. – Тем более, что наш егерь прав. Вот только меня его правота уже не задевает. Я-то свой «райский путь» отработал.
Тут у Клюгера снова застучало в висках, но уже не от злости.
- Ты… - он невольно облизнул вмиг пересохшие губы, - не в отпуск?
- В отпуск. В бессрочный, - здоровяк осклабился и демонстративно заложил за голову могучие ручищи. – Буду нежиться на солнышке следующие пятьдесят лет. Где-нибудь возле моря. По десятку лет отдыха на каждый год адового контракта – как полагаете, хватит?
- Ещё бы! – воскликнул отпускник-метеоролог с ноткой восторга.
А Клюгер смотрел, поражённый, на правую руку старателя. Когда тот поднял её вверх, манжета на его комбинезоне немного сползла, и из-под неё показался охватывающий толстое запястье широкий серебристый браслет. Персональный сейф. Да не стандартная дешёвка, выдаваемая со складов Концерна, а настоящий «Армрэкс» из би-керамического сплава, лёгкий, вместительный и очень, очень надёжный. Стоит умопомрачительно, и ради хранения памятных безделиц его не покупают.
- Да ты
счастливчик, брат, - выдавил он через силу.
- Так и есть, - согласился нервный атлет, и вдруг добавил: - В отличие от тебя, Хэм Клюгер.
- Я тебя не помню, - осторожно сказал Клюгер.
- Бойл. Арнольд Бойл. А ты ходил в бригаде Ласло.
- Слышал про тебя. Ты из ветеранов. Пять лет… прямо не верится.
- А вот я тебя запомнил, брат, - здоровяк усмехнулся. - Ты многих тогда впечатлил. Тем, что выжил.
И он выразительно опустил взгляд на его руки. Внутри у Клюгера всё сжалось от ярости, но ей не поддался.
- Меня залатали. Много заработать я не успел, но мне оплатили операцию.
Два его биомеханических протеза были неотличимы от настоящих, живых рук. Хорошие протезы, Концерн не поскупился. С другой стороны, это ведь было всё, что Клюгер тогда получил…
- Знаешь, - сказал ему Бойл, – я ошибся. Ты тоже
счастливчик, брат.
* * *
Пятилетний контракт на Прииске вырабатывали единицы. В старателях у Концерна не было отбоя - людей, что готовы рискнуть собственной головой ради фантастического куша, хватало с избытком. Ещё и отбирать приходилось - покрепче, повыносливее, с развитой интуицией и животным чутьём на опасность. Даже среди таких - сильных, осторожных и предварительно обученных - гибли пятьдесят из сотни. А ещё сорок девять необратимо калечились. При современном уровне протезирования потеря ног или рук для человека не критична, вот только старателем он быть потом не может. Соваться с киберимплантами в Малую Яму - надёжный, но не самый приятный способ самоубийства. В аномальную преисподнюю электронику упрямо тащат лишь «очкарики» из научного сектора. И, что характерно, никто ещё не смог вынести наружу хоть один работающий датчик, даже самый простенький.
Клюгер помнил свой первый спуск в Яму так отчётливо, будто это случилось вчера. Шли долго, но усталости почти не было. Утоптанная тропа плавно вела под уклон, и шагали они налегке, в тонких рабочих комбезах и спортивной обуви. Ни инструментов с собой, ни полевых рационов, ни аптечек, только фляги с водой - пластиковые. Молча шли.
Малая Яма - здоровенный кратер неизвестного происхождения, около двадцати километров в диаметре. Круглый, точно блюдо, и дно ровное, всё усыпано слоем мелкого щебня. Ходить по нему удобно - нога ступает ровно и не проваливается, как в песок. Производят щебень "кофемолки" - внезапно возникающие зоны разрушительных колебаний. Откуда они берутся? Версий "очкарики" наплодили от души, но достоверной за тридцать семь лет освоения Прииска не родилось ни одной. Встречаются эти аномалии и вне Ямы, даже на равнине Эндрюса их можно найти, но там они все стационарные, лежат себе и «пульсируют», а в Яме на месте не стоят, блуждают.
На дне кратера почти всегда тихо, безветренно. Люди ходят по двадцатикилометровому серому полю, вглядываются в каменное крошево под ногами и пытаются при этом ещё примечать всё, что вокруг происходит - не зашевелится ли где сама собой щебёнка, не поплывёт ли в воздухе едва заметное марево, не сменится ли цвет неба над головой… Любое изменение - это сигнал к опасности. Зачастую - сигнал, уже опоздавший на пару секунд. В первый свой спуск Клюгер только и делал, что башней вертел по сторонам. И слушал - так напряжённо, что к концу третьего часа начали мерещиться несуществующие шорохи и вздохи.
Суточная смена каждой бригады - три часа, потом даже тренированный человек устаёт, реакции притупляются. Одна бригада из Ямы уходит, её тут же сменяет другая. И так - пока не приходит ночь.
Свою первую "слезу ангела" он нашёл только на третьем спуске. Крошечная прозрачная капелька весом меньше грамма блестела у самой стены кратера, вдоль которой шёл Клюгер. Накануне он проходил в этом же месте и готов был поклясться, что проглядеть капельку не мог - она появилась ночью… а может - за минуту до того, как на неё упал взгляд человека. Когда Клюгер поднял находку, у него задрожали пальцы. А Ласло Боргес долго разминал "слезу" двумя пальцами, смотрел на свет и, наконец, сказал: "С почином, малыш".
На пятой ходке Клюгер впервые увидел, как гибнут в кратере люди - неожиданно, быстро и страшно. Один из старателей, неспешно бредущий по своему маршруту, вдруг подскочил на месте, крикнул - громко, отчаянно - и по его телу пробежала короткая сильная судорога. Потом он упал ничком и затих. К нему долго никто не решался подойти, наконец Боргес рискнул - потея и стискивая зубы, медленно приблизился, ухватил лежащего за штанину комбеза и оттащил назад. Затем Ласло перевернул тело, взглянул погибшему в лицо и тут же отпрянул.
«Мерде! - ругался он, шумно и часто сглатывая. - Дьябло! Пфух… Такого ещё не видел. Будто… кровь вскипела. Вся разом. У кого слабый желудок - не смотрите».
Клюгер смотреть не стал.
После того спуска у него было ещё двадцать три, и ещё дважды их бригада теряла людей. Одного - безвозвратно, другому всего лишь расплющило гравитационным ударом кисть руки и медики даже обещали срастить изувеченные пальцы, не прибегая к протезированию. После восстановительной терапии парень собирался вернуться в бригаду. Клюгер, однако, его уже не увидел - двадцать девятый спуск стал для него последним.
Небо над Ямой всегда цвета крови. Бледно-розовое в зените, а над краями кратера - густо-багряное. И солнца со дна никогда не видно.
* * *
- Всё хочу спросить, какого дьявола вы делали на Прииске?
Священник, шедший рядом с Клюгером, вопросу не удивился.
- Проповедовал. Это новая программа. Среди старателей и сотрудников станции немало верующих. Наверное, само место… способствует, так сказать. Возможно, Центральная епископия учредит на Прииске постоянную миссию.
- Всех манят чужие миллиарды.
Они спустились со склона и двинулись вдоль болота - по самой кромке. Клюгер шёл ровным, ритмичным, обманчиво неторопливым шагом. В таком темпе можно двигаться часами. Ховерлыжи - отличная штука, когда к ним приноровишься. Знай себе ногами работай, да на природу любуйся. Впрочем, любоваться на равнине Эндрюса нечем. Песок, да камни. Камни, да песок…
- Меня не миллиарды манят, - сказал Герман. - Я думаю о спасении душ.
Клюгер закатил глаза.
- У вас на запястье сейф, святой отец. Я заметил, когда вы умывались перед завтраком. Здесь все носят сейфы: аномальные поля делают электронику ненадёжной, коммуникаторы выходят из строя, платёжные чипы - тоже. Поэтому нет ничего странного, что и вы таскаете железку. Странно другое - ваша железка дороже моей раз эдак в пять. Либо вы богатый миссионер, что нелепо, либо сейчас вы скорее… курьер? Новая программа, постоянная миссия - готов поспорить, проект стоит денег.
- Вы циник, Хэмфри, - сказал священник с грустью. - Я не бизнесмен. В наше время церковь не торгует индульгенциями. Люди часто выражают искренность своей веры… материально. Это не предосудительно. И их средства пойдут на благое дело.
- Ну, ещё бы! - Клюгер фыркнул. - Какой дурак станет отказываться от щедрых подношений!
Несколько минут они шли молча, затем Герман вновь заговорил:
- Никакая щедрость не искупит тяготящих душу грехов. Но добровольно отказываясь от чего-либо, ты доказываешь и богу, и самому себе, что превыше благ земных. Деньги не унесёшь с собой в рай. Да и ни к чему они в раю.
- А вы знаете, почему этот маршрут называют "райским путём"?
- Я видел кратер, - сказал священник, поколебавшись.
- Ого! Вас пустили вниз - на тропу?
- Только до безопасного участка. Мне хватило. Я понял, почему старатели зовут это место преисподней. Думаю, что выбираясь оттуда, они испытывают чувство, сродни вознесению. Отсюда такое…
- Чушь, - перебил его Клюгер. - Полная ерунда. Все старатели - добровольцы. Они по-своему суеверны и сентиментальны, но не сказать, чтобы слишком. Плевать им на ваши "вознесения". Эти парни приезжают сюда ради чёртовой кучи денег, и только.
Позади, отзываясь на его слова, коротко хохотнул Аксель. Бойл молчал, но в его молчании тоже было одобрение.
- Рай небесный? Не знаю, может быть, кого-то из них волнует и он. Но прежде всего, каждый старатель жаждет заполучить свой собственный, персональный рай здесь, в реальном мире. В курсе про главное условие старательского контракта? Оно очень просто. Тот, кто отработает на Прииске пять лет, получает, в комплекте с почётной отставкой, право увезти с Рагнарок каждый восьмой, найденный им за эти пять лет инфернит. Каждую восьмую, мать её, "слезу ангела". Почём они сейчас на рынке, а? По миллиону кредитов за карат? Или уже больше? Горстки волшебных стекляшек достаточно, чтобы купаться в роскоши до конца своих дней. И даже правнукам кое-что перепадёт.
- Не хлебом единым, Хэмфри. Не хлебом единым.
- Верно. Помимо хлеба есть ещё женщины, виллы в курортных мирах и звёздные яхты.
Священник снова замолчал, и не подавал голоса до самого вечера, когда они остановились на свою вторую ночёвку. Подходящей пещеры здесь не было, поэтому у подножия невысокого холма двадцать лет назад соорудили нечто вроде бетонного бункера, надёжно укрывающего путников от прихотей местной погоды. Здесь даже нашлись походные койки и рэйнджерские саморазогревающиеся рационы.
- Завтра будем обедать уже в "чистилище", - заявил Клюгер своим спутникам.
Прежде, чем улечься спать, он лично запер дверь и опустил на узкие щелястые окна прочные керамопластовые заслонки. Потом включил на своём комме маяк и криво усмехнулся.